Удивительно быстрые. Вместе с этими движениями, под их ритм, бешено стучало в груди сердце.
А потом Софи вдруг замедлилась, словно напившись, наконец, лунного света. Руки сплетались в воздухе, невероятно чувственно изгибалось тело, она тяжело и быстро дышала, изо рта вырывались прозрачные облачка пара, но двигалась медленно и еще более завораживающе, как пламя, огонь, превратившийся в девушку. У Заклинательницы горели щеки, улыбка, играющая на губах, могла соблазнить и мертвого, хотя поблизости не было никого живого.
Кроме меня.
Меня, стоящего под деревьями, меня, не сводящего с ведьмы жадных глаз, меня, впитывающего каждый жест, даже легкое прикосновение пальцев к шее. Меня, подыхающего от желания и не имеющего возможности пошевелиться.
А она все продолжала и продолжала свой сводящий с ума танец, приподнимала волосы, пробегала руками по плечам и бедрам, вскидывала голову к луне, бесстыдно, дерзко, свободно отдавалась стихии. Вокруг нее кружился ветер, ласкал ее, как не может ласкать ни один мужчина, прикасался и целовал в губы, играл волосами, щекотал нежную кожу.
Молочно-белую, мерцающую, влекущую.
И столько страсти было в каждом ее движении, что я горел заживо, сжимал челюсти, но не смел даже рукой пошевелить, чтобы не нарушить этот наговор, приворот, проклятье.
Она странным образом соблазняла, дразнила, искушала, не желая и не думая никого соблазнять, дразнить и искушать. А меня почти сбивал с ног запах морошки, кипела ледяная кровь, и снег вокруг казался расплавленным серебром.
Сердце продолжало биться в такт ее движениям, на самых кончиках пальцев играла стихия, и я выпустил несколько снежинок. Чтобы хотя бы так, только так, украдкой, как вор, украсть, несколько прикосновений. Я видел, как снежинки коснулись кожи: две легли на ключицы, одна — на губы, еще три — чуть выше бедра, две опустились на плоский живот, парочка запуталась в волосах. Я сжал кулаки, пряча эти ощущения, и все еще не мог нормально вдохнуть. А когда Софи все-таки остановилась, закончила свой танец, в моей груди перестало биться сердце. То самое, заледеневшее и навеки похороненное, как я считал.
Назад, в замок, я добрался ничего не видя и не слыша. И всю оставшуюся ночь мне снилась танцующая под ведьминским солнцем Софи. Прекрасная, невероятная Софи.
Да что там. Она до сих пор мне снилась. Именно такая. Невероятная. Такого желания, скручивающего, выворачивающего, выжигающего, я не испытывал ни к кому и никогда. Я гнал тогда от себя эти чувства, давил в себе, уехал на несколько суманов из замка, отговорившись какими-то выдуманными делами, менял любовниц одну за другой, пытаясь унять звериный голод. Потому что просто не имел права. Не имел права видеть то, что видел, не имел права чувствовать то, что чувствовал. Я действительно ощущал себя вором, укравшим у ночи и луны этот танец. Танец, который не предназначался никому, кроме самой ведьмы.
И я поплатился за свое любопытство. С тех пор я проклят. Проклят, кажется, навсегда.
Обречен.
Сейчас, стоя под почти таким же деревом, под которым стоял тогда, я с огромным трудом давил в себе желание снова увидеть этот танец.
Но…
Шум за спиной привлек мое внимание, заставив обернуться, из леса выходила Софи.
— А я уж думал идти за тобой, — усмехнулся я. Девушка замерла и несколько вдохов смотрела на меня так, будто видела впервые. Глаза были затянуты льдом, волосы стали белыми.
— Что ты здесь делаешь? — наконец, хрипло спросила она. И от голоса ведьмы пробежали мурашки.
— Жду тебя. Мне показалось, ты была взволнована, я хотел удостовериться, что все в порядке.
— Взволнована?
— Ты хотела о чем-то поговорить, когда приходила, — нахмурился, подставляя девушке руку. Софи ощутимо шатало.
— Да? Давай, завтра поговорим. Сейчас… я очень хочу спать.
— Точно все хорошо? — вгляделся я в отрешенное лицо Заклинательницы.
— Да, — девушка казалась отчужденной и холодной, еще более холодной, чем обычно. Она витала где-то в своих мыслях и даже не замечала, что волосы ее распущены, а руки без перчаток. Потеряла в лесу?
— Если ты настаиваешь…
— Знаешь, — спустя несколько лучей произнесла она, — мне кажется, что сегодня я словно заново родилась.
— Софи?
— Извини. Мысли вслух, — она улыбнулась и впервые за все время, что мы шли, осмысленно посмотрела на меня. — Почему я никогда раньше не замечала, какой ты?
— Что?
Ведьма коснулась пальцем моей щеки.
— И теплый. Ты гораздо теплее, чем я, — странная улыбка заиграла на бледных губах. — Сегодня была невероятная ночь, согласен? А еще я не знала, что ты так хорошо играешь, почему никогда не слышала этого раньше?
— Я же не уличный артист или музыкант, — хмыкнул в ответ, сбитый с толку словами Заклинательницы, осторожно ведя ее через мост. — Я — Повелитель Северных Земель, Александр Гротери.
— Да. Повелитель. А если я попрошу, ты для меня сыграешь?
— Сейчас? — я совсем не мог ее понять. Чувствовал тело, прижимающееся ко мне, ладонь на своей руке, ощущал дыхание и запах морошки, а вот саму ведьму не чувствовал.
Казалось, она все еще была не со мной, и почему-то это нервировало.
— Нет. Сейчас я хочу спать. Потом, когда-нибудь.
— Сыграю, — как обреченный вздохнул я, Софи только кивнула.
Так, в молчании, мы дошли до ее комнаты, я открыл дверь, вместе с ней вошел внутрь.
— Тебе ничего не нужно? Может, служанку позвать?
— Служанку? Нет. Не… Хотя стой, нужно, — она улыбнулась, поворачиваясь, кладя руки мне на грудь.
— Что ты делаешь, ведьма?
— Мне нужен поцелуй на ночь, Александр Гротери.
— Что? — я не верил тому, что слышал.
— Поцелуй меня, — она приподнялась, обвила мою шею руками и коснулась моих губ.
Софи. Софи меня целовала. Сама. А я стоял, замерев, чувствуя ее губы на своих, со стойким ощущением, что что-то не так.
— Софи, — я отстранил от себя девушку, — ты сейчас не в себе. Давай отложим этот поцелуй тоже до завтра, — заклинательница постояла несколько лучей в моих руках, не шевелясь, только внимательно и ехидно меня разглядывая, а потом отвернулась и направилась в ванную.
— Как скажешь, Александр Гротери, как скажешь. Но не думай, что я забуду, — она на ходу начала расшнуровывать корсет платья, я сглотнул ком в горле. — Спокойной ночи, — насмешливо улыбнулась Софи через плечо и скрылась в ванной.
Я еще несколько лучей слушал, как шуршит за дверью ткань, а потом развернулся на каблуках и вышел, стараясь успокоиться.
Я чего-то не понимаю? Не знаю?
Ночь, судя по всему, будет долгой.
