— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Отель под защитой, так что кто бы здесь ни появился, ему сюда не войти.
— Я спрашиваю сейчас тебя не об этом. Я спрашиваю тебя о твоих крыльях. Что с ними?
Шелестова все еще не убрала крылья. И… они изменились.
— Я согрешила, — пожала она плечами.
Отдельные перья стали почти черными, как будто хозяйку «Калифорнии» обрызгало нефтью. Огромные пятна.
— Залезла на ту сторону. И не просто кончик носа высунула, а именно залезла. С головой. Это мое наказание. Смотрится не очень…
— Не очень? — вздернул я брови.
— …но через несколько месяцев это, — девушка неопределенно покрутила пальцами, — рассосется.
— Рассосется? — повторил я жест.
— Волков, прекрати издеваться.
— Я издеваюсь? Я не издеваюсь. Над сумасшедшими, дурочками и женщинами я никогда не издеваюсь, — растянул губы в улыбке.
— Волков, — Мара скомкала в руке салфетку, — не доводи до греха. У меня как раз настроение такое… Сомкнуть пальцы на чьей-нибудь шее хочется.
— Я с радостью подставлю тебе свою, раз уж от плеча ты с таким упорством отказываешься, — улыбка продолжала играть на губах.
С улицы вернулся Крюгер, протопал деловито к своей тарелке, не обращая ровным счетом никакого внимания на глупых двуногих и их глупые двуногие проблемы.
— Я не отказываюсь, просто… Ну я ведь правильно поступила, Ярослав, мы ведь…
— Оно того не стоило, — я поставил локти на стол, сжал руки в замок и устроил на них подбородок.
— Отель…
— Переживет, Мара. И новенькая твоя из пятого номера тоже переживет. И Крюгер, и Кит, и близнецы, и теть Роза. А вот я не переживу. Я эгоист и засранец. Твоя жертва…
— Если ты скажешь, что она была бессмысленной или напрасной, клянусь, запущу в тебя тарелкой, — ножки стула девушки со скрежетом отъехали от стола. Шелестова поднялась. Обошла меня, отвернулась к раковине. Ее тарелка из-под каши с грохотом ударилась о сетку посудомойки. Раздался приглушенный «дзынь». Мара вздрогнула, оперлась руками о край раковины, низко опустила голову. Слишком свежи были воспоминания.
— Я не скажу, что она была напрасной, — я поднялся, подошел к колючке, обнял напряженное, сжатое в комок тело. Крылья чертовски мешали. — Не скажу, что оно того не стоило. Но… Мара, оно не стоило этих пятен. Не стоило этой злости, страха, не стоило даже этого разговора. Для меня не стоило.
— Там еще одна… — все еще злясь проговорила Шелестова.
— Давай будем реалистами, Мара. Сколько у нее шансов выжить? По самым скромным прикидкам прошло уже дней пять, — колючка вздрогнула, а я сжал челюсти. Крепче прижал хозяйку отеля к себе, чтобы даже мысли вырваться не возникло. Ублюдком быть — полное дерьмо иногда. — Ты видела то же, что и я. Если девушка человек, она уже мертва.
— Сепсис.
— Да. Сепсис. То же, от чего умерла неизвестная наверху. Урод не позаботился о ней, так с чего ты взяла, что позаботится о другой?
— Ты сволочь, Яр, — прошептала Шелестова, разворачиваясь в моих руках. — Ты такая сволочь! — ее руки обвились вокруг моей шеи.
Я невольно улыбнулся. А колючка прижалась ко мне всем телом, пряча лицо.
— Такой вариант меня тоже устроит, — намекнул на недавнюю угрозу. — Только я не сволочь, я…
— …гад. Помню, — девушка подняла голову, напряжение постепенно уходило из тела. — Почему ты не сказал Санычу, кто он?
— Кто кто? — переспросил, нахмурившись.
— Убийца. Ты сказал, что он похож на человека, но не сказал, кто он.
Я нахмурился еще сильнее, пристальнее всмотрелся в светлые теперь глаза девушки.
— Потому что я не знаю, — ответил медленно.
Шелестова в удивлении вздернула брови.
— Ты же не хочешь сказать… — она немного отодвинулась, пару раз глубоко вздохнула, убрала крылья.
— Что ты видела, Мара? — спросил, подавшись к колючке всем телом. — Что ты чувствовала?
— Он… Он такой же, как я, — прошептала хозяйка отеля. — Нефилим.
— С чего ты взяла, урод…
— Показал крылья в последние секунды ее жизни. Она заметила их, не концентрировалась, но заметила. Сзади, на короткий миг.
— Надо позвонить Санычу, — я вздохнул, мысленно обругал себя за невнимательность и потянулся за мобильником.
По отелю разнесся мелодичный звон. Кого-то снова принесло.
— Я открою, говори, — Мара обошла меня, убрала крылья и направилась в холл.
Я проводил девушку взглядом и все же снова набрал номер «начальства». «Начальство» в этот раз моему звонку радовалось примерно так же, как и в первый. Поворчало, повздыхало, повозмущалось, отвесило парочку волшебных пендалей и повесило трубку, напоследок опять душераздирающе вздохнув.
Все «страдания» и «грозные увещевания» я предпочел пропустить мимо ушей и после краткого, традиционного обмена любезностями вышел в холл. Дверь была распахнута настежь, с улицы доносились голоса. Точнее, голос. Марин. Удивленный и насмешливый одновременно.
Через секунду все смолкло. Как-то очень резко. А если учитывать последние события, количество творящийся кругом хрени и скопившееся напряжение… В общем, разбираться, думать и ждать я не счел нужным.
Я вылетел на улицу, сбежал с крыльца и…
Какого…
Какой-то мужик целовал Шелестову. Держал ее за плечи и целовал. Я рванул было с места, но сделать ничего не успел, хозяйка отеля оттолкнула от себя придурка с такой силой, что тот еле удержался на ногах, отлетел от девушки метра на два и, скользя начищенными ботинками по дорожке, с какой-то дикой, почти самоубийственной насмешкой посмотрел Маре в глаза.
Она показательно вытерла губы тыльной стороной ладони и сплюнула на землю.
— Ты совсем кукушкой повредился, Арт? — спросила девушка, собираясь сделать шаг. — Да я же тебя…
— Нет, милая, — я задвинул колючку себе за спину, — это я его. В бетон сейчас закатаю. Что это за одаренный не в ту сторону? — гадскую натуру на поводке держать было невероятно сложно, учитывая степень моей злости. Но держать все же пришлось. Мужик был человеком. Пусть и двинутым, но все же человеком.
— К черту пошел! — рыкнул придурок. Зло так рыкнул. Страшно почти. Ага. Дебила кусок.
— В глаза мне смотри, идиот, — процедил я, сдерживаясь из последних сил. Ревность, оказывается, штука очень неприятная, а беря во внимание наличие внутри паразита и общий разгульный во всех смыслах образ жизни последних десятилетий, просто смертельно опасная. Благо, что не для меня.
Маленький, мерзкий, глупый человечек. Да я дуну, и ты растаешь.
— В глаза мне с-с-смотри, — прошипел, повторяя, когда придурок не среагировал, продолжая сверлить взглядом Мару.
