Сочетание напитков, мягко скажем, вызывало вопросы.
— Ты собралась ее напоить окончательно или заставить протрезветь?
— Ты вошел как раз в тот момент, когда я решала этот вопрос, — девушка вздохнула. — Я склонялась к первому варианту, у нас проблемы, Хьюстон.
Я вгляделся в лицо Мары. Колючка была измотана, выглядела почти болезненно бледной.
— Эти проблемы вполне могут подождать до утра, — я наклонился, поднял хозяйку «Калифорнии» на руки. — Я уложу ее и вернусь. Виски можешь убрать.
— Благими намерениями, — скривилась Элисте недовольно. — Ты портишь единственный шанс сделать все безболезненно.
— Разберемся, — бросил через плечо, выходя в холл.
Мара зашевелилась, когда мы уже были в ее комнате, открыла глаза.
— Привет, — прохрипела Шелестова. — Я надрала задницу Ирзу.
— Убила? — вздернул брови, укладывая колючку на кровать.
— Если бы… — вяло махнула она рукой. — Пар спустила.
— Хорошо. Ты почему трубку не брала?
Девушка нахмурилась, пытаясь, очевидно, понять, о чем я. Судя по всему, понять не получалось.
— Ладно, отложим до завтра. Но ты заставила меня поволноваться, — я снял с Шелестовой платье, укрыл одеялом.
— Стой, — она притянула меня к себе, схватив за футболку, когда я уже выпрямлялся, попыталась поцеловать, но промахнулась и лишь скользнула губами по щеке, вызвав улыбку. — Не получилось, — разочарованно вздохнула Мара.
Я надавил на плечи, укладывая колючку назад, снова укрыл и легко поцеловал.
— Все у тебя получилось. Спи.
— А ты? — ее глаза слипались, слова звучали невнятно и по-детски обижено. Пьяная Шелестова, оказывается, — зрелище невероятно забавное. Даже милое. «Милое»… Дурацкое, нелепое слово, но другого подобрать не получалось.
— А я скоро приду, — пообещал, ставя на тумбочку бутылку воды, прихваченную из холла. Я погасил ночник, включил в ванной свет, оставив дверь немного приоткрытой. Кто его знает, как Мара переносит опьянение.
По дороге в ресторан я заглянул в пятый номер. Девушка сидела на кровати и признаков жизни не подавала. Не повернула головы, не вздрогнула, не произнесла ни звука. Она смотрела в окно, но я подозревал, что не видела того, что находилось за ним. Мертвая вообще едва ли была способна видеть.
Красный туман заполнил собой всю комнату. Что-то нездоровое было в его клубах, болезненное и очень неправильное. Он собирался в комки под потолком, стелился по полу и словно ползал по стенам, как ползают тени в самый темный час ночи.
Ну хоть не кричит.
Элисте я нашел на том самом месте, на котором оставил. Девушка даже позы не изменила. Только топорщились в стороны короткие седые пряди, словно наэлектризованные.
— Я весь внимание, — сказал, опускаясь на стул.
Собирательница глубоко вздохнула, разлила кофе.
— Я нашла Стаса, и Маре придется развоплотить душу.
Я не донес чашку до рта, аккуратно вернул ее на место, откинулся на спинку стула.
— Отлично. Давай подробности.
— Ну ты же видел девушку наверху, — пожала Элисте плечами. — Ее надо развоплотить. Чем дольше призрак остается в таком состоянии, тем дольше мучается.
Я сжал переносицу, все-таки сделал глоток кофе, тут же чуть не выплюнув его обратно.
— Ну да, — пожала Элисте плечами, — кофе я готовлю премерзкий.
— В таком случае, при чем тут Стас?
— А, — снова дерганое пожатие плеч, — я просто решила сообщить сразу плохую и хорошую новости. Парня я нашла. С ним теперь все в порядке, но учитывая, чем Маре придется заняться, лучше ему пока побыть где-нибудь в другом месте.
— Почему Маре? Почему не тебе?
— В смысле? — девушка вздернула вверх аккуратные брови, наморщила лоб.
— Ну ты же собирательница, ты же забираешь души. Почему бы тебе не развоплотить эту?
— Ты не в теме, да? — девушка откинулась на спинку стула. — Развоплощать могут только собиратели высшей ступени — очень сильные, невероятно сильные, но таких сейчас нет. И нефилимы — это раз. А два — душа уже в отеле и никто, кроме Мары, не имеет над ней власти. Так обычно это работает.
— Шелестова откажется, — отрицательно покачал я головой, поднимаясь. Раз с кофе не сложилось, сделаю чай и пожрать чего-нибудь.
Элисте тоже поднялась и последовала за мной на кухню, продолжая наш с ней диалог.
— Сразу — конечно нет. Она попсихует, возможно, наорет на меня, даже выгонит, но в конечном итоге все равно сделает то, что должна. Ей не в первой. Мы через это проходили.
Я открыл дверцу холодильника. Пицца! Отлично.
— Ты забываешь про вариант, где Мара оставляет призрак в покое и ждет, пока он сам исчезнет.
— Не-а, — прозвучало в ответ чуть ли не насмешливо, но все равно горько, — не забываю. Судя по тому, что я вижу сейчас, этот процесс, если оставить его на самотек, займет у вашей гостьи около полугода. — Девушка оперлась бедром о разделочный стол. — Шелестова пока не хочет этого признавать… Или не может. Но ей придется и захотеть, и смочь. Совет бдит.
— При чем тут Совет?
— По правилам Мара может держать душу не более пяти дней, если она ранена, иначе это нарушение правил. Этика, гуманность и все такое. Это как с раковыми больными на последней стадии, с той лишь разницей, что Совет узаконил «эвтаназию».
— Что будет, если Шелестова опоздает?
— Ничего хорошего. Заведут дело, сместят с должности, затаскают по разным инстанциям. И не будем забывать, что Кит максимум через неделю должен вернуться в «Калифорнию».
— Почему? — насторожился я, поворачиваясь лицом к Элисте, зажимая подмышкой колбасу, держа в руках майонез, помидор и сыр.
— Отель, — развела собеседница в стороны руками.
Я всматривался в лицо девушки и пытался понять, специально или нечаянно она сказала только про панка, но не про Ксюшу с Костей. И если специально, то почему?
— Ясно. Что-то надо для развоплощения?
— Только Мара и душа. Она ведь не записала ее в книгу, — я кивнул, хотя собирательница не спрашивала, скорее утверждала, и вернулся к холодильнику за кетчупом и солеными огурцами, — и этот факт несколько упрощает дело. Меньше привязок к «Калифорнии» придется рвать. Меньше силы и меньше боли.
— Куда ни кинь, везде клин, — я вонзил нож в хлеб. — Ты сказала, что Маре не впервой. Когда она последний раз развоплощала душу?
— Лет пять назад. А потом недельная истерика. Поэтому я хотела напоить Шелестову. Но может, в этот раз будет проще.
Я скептически поджал губы. Элисте вздохнула.
