— Паспорт, пожалуйста, — кивнула девушка.
Шелестова полезла в рюкзак, а где-то через минуту сдавленно выругалась, поднимая на меня глаза.
— Я не взяла с собой. Он остался в машине, в бардачке, вместе с водительскими правами.
— На мой не оформите? — повернулся я к стойке.
— Нет. Сейчас правила ужесточили. Нужны паспорта обоих, — виновато пояснила Ирина, судя по бейджу.
— Черт, — послышалось сзади.
— Спасибо, — кивнул, развернулся и, взяв Мару за запястье, повел за собой, снова усадил в машину.
— Ярослав… — начала она, стоило мне опуститься рядом.
— Ничего не хочу слышать, — перебил, — ты устала, засыпаешь на ходу. Возможно, мы бы и смогли найти что-то подходящее, но к этому времени ты просто отключишься.
— Но…
— Мы едем ко мне, — отчеканил, заводя мотор. — Никакого секса, никаких французских поцелуев. Я сплю на диване. Ты — в спальне.
— А…
— Все. Расслабься.
Шелестова, на удивление, спорить не стала. Сложила руки на коленях, кивнула.
Пока мы ехали, я несколько раз ловил на себе изучающий взгляд, но Мара так ничего и не сказала, продолжая хранить молчание и давить зевоту.
— Вот моя берлога, — пропустил я верблюжью колючку вперед, включая свет. Девушка вяло кивнула и снова подавила зевок.
Я усадил ее на диван, забрал из рук рюкзак и скрылся в комнате, вернулся, протягивая одну из своих футболок и полотенце.
— Душ направо, спальня за той дверью. Могу предложить чай и пиццу.
— Нет. Очень хочется спать, — отрицательно покачала головой Мара, поднимаясь и направляясь в ванную.
Пока Шелестова принимала водные процедуры, я разобрал и застелил диван, переоделся, стараясь не думать о том, что происходит за закрытой дверью. А думать так и тянуло. Дурацкие картинки лезли в голову, словно сами собой. Воображение рисовало стройное тело и скатывающиеся по нему капли воды, мыльную пену, влажные губы, грудь, бедра, сексуальные ножки и изгиб спины.
Греби ж…
Она вышла минут через пятнадцать, в моей футболке, босиком, без макияжа и со скрученными в узел волосами. Короткие, нижние пряди сзади намокли, завивались потемневшими кольцами, привлекая внимание к шее. Футболка доходила почти до колена, но от этого легче не было.
Черт. Черт, черт, черт.
Я поднялся, преодолел разделявшее нас расстояние, навис над девушкой, заставив ту вжаться спиной в стену, поднять ко мне голову.
— Волков…
— Я помню и держу слово, — улыбнулся, легко коснувшись ее губ, обняв за талию, прижав.
— Спокойной ночи, Мара, — прошептал в ухо и подтолкнул к спальне.
— Спокойной ночи, — обернулась она через плечо прежде, чем закрыть дверь.
А меня убивал почти каменный стояк.
Твою ж мать!
Мысли о том, что за стенкой спит Шелестова, упорно не хотели покидать воспаленное сознание. Масла в огонь подливал гад, шипящий и скручивающий тугой узел желания еще сильнее.
Я стоял в душе и хотел Мару, чистил зубы и хотел Мару, ложился спать и… хотел Мару. Кажется, даже во сне я хотел Мару, потому что снились мне отнюдь не пасторальные картины Тициана.
Проснулся часов в десять, полежал несколько минут, прислушиваясь ко звукам в квартире и состоянию гада.
Говнюк был доволен.
Говнюк подпитывался тьмой хозяйки отеля всю ночь.
Говнюк снова пережрал.
Никаких проблем у чудовища. Все просто, как дважды два.
Я поднялся, прошел в душ, стараясь особо не шуметь, а потом заглянул в спальню.
Вот черт меня дернул, честное слово!
Шелестова спала на боку, обхватив одеяло. Правая нога была наверху, открыта до самого бедра, потому что дурацкая футболка задралась. Задралась, бесстыдно демонстрируя мне гладкую кожу, округлую ягодицу, черное кружево нижнего белья.
Вкусная, сладкая, желанная.
Я улыбнулся, постоял еще несколько секунд, наслаждаясь притягательным зрелищем, и ушел готовить завтрак.
Мара вышла из спальни где-то через полчаса, когда я как раз заканчивал воевать с омлетом. Ее фигурку я заметил в отражении вытяжки, но первым все-таки на появление девушки отреагировал гад, довольно заурчав.
— Доброе утро, — повернулся, делая огонь на плите потише и накрывая сковороду крышкой. — У нас на завтрак омлет.
— Привет, — чуть дрогнули в улыбке уголки губ. — Только, Ярослав, я яйца не ем, извини, — и хозяйка отеля постаралась скрыть от меня свой взгляд. Стояла, разглядывая собственные босые ноги и кафельную плитку, все еще немного взъерошенная и не до конца проснувшаяся, слегка виноватая. И… и это было невероятно сексуально. Не чувство вины, а ее едва смущенный, растерянный вид.
— Совсем?
— Совсем, — кивнула Шелестова.
— Даже в салатах?
— Даже там, — прозвучало тихо.
— Ну, у меня еще найдутся тосты с сыром и ветчиной, будешь? — поинтересовался, выгнув бровь.
— Буду, — подняла Мара голову, улыбнувшись. — Спасибо. Помочь тебе чем-нибудь?
— Помидоры порежь, — махнул я лопаткой в сторону разделочной доски.
— Ага.
Что «ага», ну что «ага»?
Я перехватил ее за талию, когда девушка проходила мимо, и быстро поцеловал в губы. Короткий, почти мимолетный поцелуй, позволивший лишь на несколько секунд снова ощутить мягкость и вкус ее губ, тепло кожи через тонкую ткань футболки, изгибы красивого тела.
— Вот теперь действительно привет, — улыбнулся, немного отстранившись.
Мне понравилось то, что я увидел в пасмурных глазах: они немного затуманились, потемнели. Взгляд Мары перестал быть настороженным и оценивающим, стал хмельным.
— Ты любишь заставать врасплох, да? — выгнула она бровь, тем не менее, не торопясь убирать руки с моей шеи.
— Ты чертовски сексуальна, я просто не удержался, — признался, не считая нужным что-то скрывать.
Шелестова ничего не ответила, опустила руки, легко выскользнув из моих объятий, отошла к разделочной доске и, так и не сказав ни слова, принялась резать дурацкие помидоры.
Засранка.
Маленькая сексуальная засранка.
Я вернулся к омлету. Высыпал в миску бекон и сыр, добавил немного соли, все еще раз хорошенько перемешал. Вообще, я не особо любил готовить. Умел, но не любил. Готовка отнимает время, время, которое можно потратить с большей пользой. Но сегодня, сейчас я никуда не торопился и даже начал получать удовольствие от утра и от процесса.
— Ярослав, — окликнула Шелестова через какое-то время, заставив обернуться, — а турка у тебя есть?
