Десять привычных ступенек я преодолел бегом, толкнул плечом дверь спальни, уронил Мару на кровать, стягивая с себя футболку, с нее — спортивные штаны.
Бля…
В темноте спальни, растрепанная, с призывно торчащими сосками, с темными ореолами вокруг, она была как сон, как одна из тех тайных, грязных мужских фантазий, о которых ты никогда не признаешься даже своим друзьям, даже обдолбанный до невменяемого состояния.
Я скользнул взглядом по длинной шее, высокой груди, животу, светлому кружевному белью, бедрам, круглым коленкам, ниже и…
Бля…
Белые носки. Простые, мать его, белые носки… Аккуратно подкатанные на щиколотках…
Шипение вырвалось из груди, долгое и тягучее.
А Мара не сводила с меня горячего взгляда, рассматривала грудь, руки, лишнее доказательство моего дикого желания, голода, скручивающего вены и жилы в тугой узел, ломающего кости, отдающегося куда-то в позвоночник.
— Ты так и будешь там стоять? — хрипло спросила девушка.
Я снова зашипел, упал на колени рядом с кроватью, подтягивая Мару ближе, накрывая рукой ее грудь, другой сжимая задницу, впиваясь в губы. Лихорадочно, резко. Не было сдержанности в моих движениях, не было неторопливости. Желание рвало на куски острыми когтями неуемного голода.
Мне надо было, необходимо, как воздух, почувствовать снова ее губы, язык, влажный карамельный жар рта и обжигающее тело под пальцами, сердце, бьющееся быстро и неровно под моей ладонью.
Я целовал, кусал, втягивал в рот кожу на шее, плечах, ключицах. Я оставлял засосы, легкие укусы, влажные следы как доказательство обладания, как клеймо. В этом было что-то дикое, первобытное, животное.
Я старался сдерживаться, очень старался не причинить ей боли, пытался заставить себя прекратить, остановиться, вдохнуть. Но Мара дышала все чаще, подавалась навстречу моим губам все больше, сжимала мои плечи все сильнее, и у меня ни черта не получалось. Я накрыл ее сосок губами, втянул в рот, покатал на языке, выпустил, подул, снова втянул в рот. Она застонала, сжала меня ногами так, что я думал, ребра не выдержат, откинулась назад и прогнулась.
Улыбка сама собой растянула губы, довольная, кривая улыбка, в предвкушении еще большего удовольствия. Кровь стучала в голове отбойным молотком, сердце толкалось в горле, наше общее сумасшествие висело вокруг густым дрожащим переливающимся облаком.
Мара вдруг разжала ноги, выскользнула из моих рук, потянула меня на кровать, вставая на коленки. Я смотрел на нее, удерживал взгляд грозовых глаз, и следующий вдох наждачной бумагой продрал горло.
— Мара…
— Поцелуй меня, — подалась девушка вперед, снова оказываясь в моих объятьях.
Я скользнул руками к попке и вдавил ее бедра в свои.
— Змеев, — простонала Шелестова, несколько раз потершись о меня, вырывая уже из моего горла то ли стон, то ли шипение.
Я с шумом втянул в себя воздух, когда ловкие пальчики пробежались по моим плечам, груди, животу, пробрались под резинку штанов и трусов и сжали возбужденный член. Ей достаточно было провести всего пару раз, коснуться большим пальцем головки, легко сдавить мошонку, чтобы я с матом повалился на кровать, утягивая Мару за собой, перехватывая руки, подминая под себя.
— Зас-с-с-ранка, — я сжал ее запястья в одной руке, сел, разглядывая обнаженное, покрытое испариной тело. Провел кончиками пальцев вдоль шеи, по ключицам, между грудей, обвел ореолы сосков, задел ногтем один, другой, слушая и наслаждаясь звуками ее удовольствия, сбившегося дыхания.
Девушка нетерпеливо дернулась, разочарованно простонала, когда не удалось освободить руки.
— Нет, моя сладкая, — я снова улыбнулся, перехватил ее взгляд.
О, как она смотрела, как жарко, как умоляюще…
— Волков…
Я скользил пальцами все ниже и ниже, наклонился, все еще смотря на нее, провел языком во впадинке пупка.
— Ярослав…
Еще ниже, облизал кожу над полоской трусиков, Мара зажмурилась, дернулась.
— Смотри на меня, — это был почти приказ, но Шелестова послушалась.
Я выпустил ее руки, стянул белье, швырнул куда-то в сторону и прижался губами к влажному местечку, вводя палец внутрь, языком лаская клитор.
С-сладкая, с-сладкая, как с-сахарный с-сироп.
Девушка дрожала, ерзала, выгибалась и хрипло, протяжно стонала.
Внутри нее было мокро, горячо, узко, я чувствовал, как сжимаются внутренние мышцы, как туго они обхватывают сначала один, а потом и второй мой палец, и не останавливался, продолжая мучить и ее, и себя.
— Ярослав… — громче, отчаяннее захныкала она, хватая за руки, облизывая влажные губы.
А я пил ее, наслаждался каждым собственным движением, звуками, ее вдохами и не мог, не в силах был остановиться.
— Ярослав! — громко, жестко, требовательно, почти со злостью.
— С-сладкая, вкус-с-сная, — я медленно, очень медленно вытащил пальцы, провел языком вдоль нежного местечка, на миг втягивая в рот клитор, слегка надавив на него зубами. Девушка дернулась подо мной еще сильнее, зашипев, скомкав в руках простыню.
Я поднялся, разделся до конца, накрыл Мару собой. Она тут же развела шире ноги, укусила меня за шею, скулу, губу, ворвалась настойчиво в мой рот, ногтями впилась в плечи, садясь, заставляя сесть меня.
Ждать Мара больше не собиралась.
Она брала меня, брала то, что было нам обоим необходимо. А я дышал ее дыханием, чувствовал, как ногти оставляют на спине следы: не просто покрасневшую кожу, а глубокие царапины — и кайфовал, ловил каждое движение, подхватывая сумасшедший темп, чувствуя, как крепко обхватывают ее ноги мою поясницу.
И снова опрокинул девушку на спину, вколачиваясь, вдавливаясь в тело, целуя, кусая, шипя, сходя с ума.
Немного, еще немного…
Мара оторвалась от моего рта, потянула за мочку уха, спустилась к шее и укусила. Укусила почти больно, возможно до крови, тут же громко застонав, кончая. Забилась подо мной, упав на подушки и отпустив плечи. Всхлип перешел в громкий крик.
Меня хватило только на пару движений. Быстрых, резких, диких.
Удовольствие шарахнуло под дых кувалдой, разорвало в клочья, выпило досуха, выжало…
Я упал рядом, все еще сжимая девушку в руках, перекатился, устраивая ее сбоку, уткнулся носом в шею.
Вдохнул. Выдохнул. Вдохнул.
Пот струился по спине, вискам, груди. Запах пота и секса забивал нос.
— Черт… — прохрипел я.
— О да, — отозвалась Мара, разворачиваясь в кольце моих рук, легко целуя в подбородок. — Ты почти убил меня, Яр, — мурлыкнула Мара.
А я улыбнулся по-настоящему кретинской и довольной улыбкой.
