Знала бы ты…
Как уснул, я не заметил, просто провалился в сон без сновидений, а глаза открыл только в десять от назойливого жужжания виброзвонка на телефоне. Мобильник нашелся в кармане домашних штанов, но пока я его доставал, смолк, на экране в пропущенных высветился незнакомый московский номер. Главное, не с работы, а там, если надо будет, перезвонят.
Мары рядом не было, ее одежды тоже. Я рухнул назад на подушку, зевнул. Сытый и довольный жизнью гад, похоже, все еще спал, за окном для разнообразия светило солнце, по-летнему яркое и желтое, как лимон, в комнате пахло Шелестовой. Хорошо пахло…
Вниз я спустился через двадцать минут и все эти двадцать минут — пока стоял под душем, пока одевался — старался убрать дебильно-самодовольное выражение с морды.
Хозяйка отеля нашлась у плиты. Она заканчивала жарить блины, а в турке рядом призывно булькал кофе. Волосы девушка собрала в пучок, заколов их китайскими палочками, одета была в мою футболку, на ногах — те самые чертовы белые носки. Тоже мои.
— Это грозит перерасти в престранный фетиш, — прошептал Шелестовой на ухо, целуя в шею.
— Ты о чем? — спросила девушка, переворачивая последний блин.
— О моей одежде на тебе, — улыбнулся, все еще не выпуская Мару из объятий, крепче сжимая руки.
— Я просила тебя дать мне переодеться, — она выключила плиту, сняла с нее турку, повернулась. — С добрым утром.
— Ага, — я накрыл ее губы своими. Этот поцелуй не походил на вчерашние, он был тягучим и медленным, как пропахший сигаретным дымом блюз Си Си Джеймс, и таким же глубоким, оставляющим такое же сладкое послевкусие и совершеннейшую, расслабленную пустоту в голове. Я долго и с упоением ласкал ее язык, гладил губы, небо.
— Теперь утро превосходное, — провел я ладонями по тонким рукам.
— И станет еще лучше, когда мы позавтракаем, — отстранилась Мара, улыбнувшись.
Очередная довольная улыбка искривила мои губы. Мы ведь так вчера и не поужинали.
— Мужчины! — закатила глаза хозяйка отеля в притворном возмущении, заметив мое выражение лица.
Я расхохотался, снова сгреб Шелестову в охапку и потащил на веранду позади дома, усадил на стул.
— Сиди, я сам накрою.
— Все еще стараешься строить из себя джентльмена?
— Где-то глубоко в душе я джентльмен, — обернулся через плечо.
— Видимо, где-то очень-очень глубоко, — расхохоталась девушка.
Утро выдалось по-настоящему летним, почти приторно-сладким, но при этом странно, гипнотически расслабленным, полным неги. Мы пили кофе, ели блины со сметаной, потому что домашнего варенья у меня отродясь не было, а магазинные джемы я не переваривал, разглядывали через забор сосновый лес и болтали ни о чем.
Городок находился достаточно далеко от Москвы и был достаточно мал, чтобы не раздражать рычанием квадроциклов, шумом внедорожников и пьяными наглыми рожами некоторых представителей человечества, внезапно решивших, что раз они купили здесь дом, то можно делать все, что захочется, и вести себя как голуби: где жру, там и сру. При чем вести себя так, как по отношению к местным жителям, так и по отношению к окружающему пространству.
— Оставь, потом помою, просто водой залей, — сказал я, наблюдая, как Шелестова собирает со стола тарелки.
— Лучше сейчас, — улыбнулась девушка.
Я нахмурился, взял оставшуюся посуду и пошел за ней на кухню.
— Мара, серьезно, она не убежит.
— Ярослав, серьезно, никогда не становись между женщиной и грязной сковородкой, — угрожающе взмахнула она лопаткой, поворачиваясь ко мне, на руках уже были надеты эти стремные желтые резиновые перчатки.
— Ладно, — поднял я ладони, — как скажешь.
Мара кивнула, очень серьезно и очень сосредоточенно, и отвернулась к раковине. Я постоял еще какое-то время, наблюдая за девушкой, и отправился наверх, застилать кровать и переодеваться. Я хоть и не приезжал сюда часто, все-таки мозгов запастись одеждой хватило.
Себя я одел быстро, теперь предстояло одеть Мару. На кровать полетела рубашка, а дальше я завис перед распахнутыми дверцами шкафа. Вчерашние штаны едва ли подойдут, да и, скорее всего, не согласиться она их надеть, да и неудобно будет.
Черт.
Шорты?
Где-то были спортивные, серые, на шнуровке, но, видимо, как и моя совесть и мой джентльмен, были очень-очень глубоко.
Звук легких шагов заставил меня выпрямиться, в комнату вошла Мара.
— Ты там вход в Нарнию искал? — оглядела она кучу тряпок под моими ногами, бесшумно ступая по темному паркету.
— Не совсем, — хмыкнул, пожав плечами. — Думал, во что тебя одеть, пытался понять, куда засунул шорты.
Шелестова лишь насмешливо выгнула бровь, спрятав в уголках губ немного дразнящую улыбку, и так же бесшумно направилась к балкону, огибая кровать, отодвинула шторы, открыла дверь.
Там, на сушилке, висели ее шорты и черная майка на бретельках.
Очень странная картина, какая-то непонятная, почти дикая, но… завораживающая. Дыхание перехватило всего на миг.
Я тряхнул башкой, сгреб в охапку вещи и так, комком, запихнул обратно в шкаф, оставив рубашку и кепку.
— Я жду тебя внизу, — сказал, подхватывая одежду и выходя из комнаты.
Мара спустилась минут через пять, уже в своей одежде. Черт, в моей Шелестова мне нравилась больше. И носков тоже не было. Наверное, к лучшему. Волосы девушка распустила.
— Куда мы идем? — подняла она ко мне лицо.
— Гулять, — я надел на нее рубашку, завязав узлом под грудью, на голову — кепку.
— Я смотрю, фетишу все-таки быть?
— Там солнце, и это — чтобы не обгорела и голову не напекло. И вообще, женщина, ты что-то имеешь против?
Вместо ответа Мара коротко меня поцеловала…
Слишком коротко.
…и шмыгнула в коридор, натягивать кроссовки.
Я подхватил со стола ключи и кошелек и вышел следом.
Минут через двадцать мы дошли до бора, я оставил Мару ждать меня на лавочке, а сам направился к гаражу, надеясь, что сегодня ребята открыты. Зоя Сергеевна встретила меня улыбкой и легким удивлением, когда поняла, что транспортных средств мне сегодня надо два, но спрашивать ничего не стала.
— Вуаля, — сказал, подходя к девушке, катя велосипеды.
Мара оторвалась от разглядывания неба, опустила взгляд сначала ко мне, широко улыбнувшись, а потом на велики, и улыбка пропала с ее лица.
— Что? — нахмурился, тоже перестав улыбаться.
— Скажи, что мои глаза меня обманывают, — потерла девушка переносицу, смотря на маленький велик, как на хрень неведомую.
— Ты же не серьезно, — пробормотал ошарашенно. Мара нахмурилась сильнее. — Да ладно, женщина, сколько тебе лет?
