Я прижал Мару к себе крепче, отпустил ее руку, уткнулся носом в макушку, снова закрыл глаза.
Свет, пробивающийся с крыльца сквозь окна, раздражал. Даже обаяха-Крюгер раздражал. Не думаю, что это была усталость. Скорее просто настроение. Я редко уставал, уставал действительно, уставал по-настоящему, как устают люди… Но и человеком-то я по сути не был. Хрень неведомая. Недооборотень с паразитом внутри. Доставучим, но, в принципе, полезным паразитом.
Я крепче обнял Мару, прижал ее сильнее, сцепил руки на узкой спине. Желания двигаться не было никакого.
— Я рада, что ты приехал, — прошептала девушка, чуть приподняв голову.
— Я тоже. Почему панк сегодня не здесь? Не с тобой?
— У него… Есть одно дело, точнее один несносный мальчишка, почти такой же несносный, как и ты, — мы все еще стояли посреди полутемного холла и, кажется, не собирались никуда идти, — за ним надо присмотреть. Кит присматривает.
— Почему он не в отеле?
— А почему дети сбегают из благополучных семей? — пожала Шелестова плечами и тут же перевела тему: — Кофе хочешь? Ужинать будешь?
— Сегодня я будешь только спать, — улыбнулся. Есть не хотелось, я не обманывал, а вот спать… Тут, пожалуй, возможны варианты. — Где ты меня положишь?
— А где ты хочешь лечь? — поломала Мара мне всю игру. — Могу выделить номер.
— Хочу с тобой, — признал полное поражение.
— Со мной так со мной, — она легко выскользнула из моих объятий, взяла меня за руку и потянула за собой, освещая дорогу мобильником. — Только учти, мы будем спать. Ничего больше.
— Согласен. День у тебя выдался тяжелым.
— Будто у тебя легче, — проворчала она. Получилось смешно, потому что ворчала тоже шепотом, и от улыбки удержаться не вышло.
Судя по затихающему сопению, Крюгер остался внизу, я лишь едва коснулся его шерсти пальцами, но псу, похоже, для счастья хватило и этого.
— Не привыкать. Не хочешь рассказать, как ты? Может, просто поговорить? — я не мог не спросить, обязан был спросить.
— О нет, — Мара даже с шага не сбилась. — Я сегодня достаточно наговорилась. Мне тяжело, это правда, мне грустно, и это правда, я злюсь на убийцу — тоже правда. А еще правда — это то, что так и должно быть, и то, что я должна выпить эту чашу до дна. Возможно, подавиться и захлебнуться в какой-то момент, так, наверное, будет даже лучше, но выпить.
— Хорошо, — кивнул, пытаясь вспомнить, говорил ли мне когда-нибудь кто-нибудь нечто подобное. Пожалуй, что нет.
Я крепче сжал ладошку Мары в своей руке. Мы продолжали идти в тишине.
— Только предупреждаю: у Крюгера есть привычка… — вдруг начала девушка и замолчала.
К тому времени мы закончили подниматься и просто шли по коридору.
— Какая?
— Он… В общем, где-то часов в пять утра он приходит, садится у кровати и смотрит.
— И?
— И ничего, — пожала девушка плечами, поворачивая ручку двери, — просто смотрит, потом в какой-то момент уходит.
— И?
— Не пугайся, в общем, — щелкнула она выключателем на стене и зевнула.
— Уж постараюсь, — ответил насмешливо, оглядываясь.
— Ванная налево, — ткнула Мара пальцем в еще одну дверь.
— Ты прям Карлсон, который живет на крыше, — слегка улыбнулся я.
— Скорее старая летучая мышь, которая живет на чердаке, — кивнула Шелестова, роясь в комоде.
Комната была уютной, теплой. Покатая крыша, светлое дерево, кровать у дальней стены, скорее просто матрас на подиуме, как раз под окном, комод, пушистый ковер, небольшой шкаф. Ничего кричащего, аляпистого: мягкие, приглушенные цвета, глубокие и успокаивающие, даже пуфы-груши цвета кофе. В этой комнате хотелось расслабляться. Она была предназначена именно для этого.
На двери в ванную висел ловец снов. Настоящий, а не тот, что обычно втюхивают туристам по доллару за штуку псевдоиндейцы, на ручке шкафа — халат, а на дальней стене — большое зеркало.
— Иди в душ, я принесу тебе что-нибудь из вещей Кита, — протянула мне Мара полотенце.
— Не стоит, — покачал головой. — Полотенца будет достаточно.
— Уверен?
— Вполне, — кивнул.
— Ну как скажешь, — пожала девушка плечами, потянула меня за рубашку к себе и поцеловала. Поцелуй был долгим, неторопливым и тягучим. Мы никуда не спешили, не спорили в этот раз, мы просто говорили «я рад, что ты здесь», «я рад, что я здесь»… Губы Мары в который раз поразили мягкостью, дыхание все еще оставалось мятным, кожа шеи под моей рукой казалась удивительно тонкой, а волосы — темным шелком. Она была чудесной, и поцелуй тоже был чудесным. Но в какой-то миг я все-таки заставил себя отстраниться и отправиться в ванную комнату.
Когда я вышел из душа, Мара уже спала, я скользнул к ней под одеяло, обнял девушку и с удовольствием закрыл глаза. Уснул сразу же, стоило голове коснуться подушки, вопреки всем моим ожиданиям, а проснулся в пять утра от пристального взгляда…
Я сначала ничего не заметил. Луна зашла за облако, и на чердаке было темно, как в подводном гроте. Возможно, я бы и дальше продолжил прерванное занятие, если бы не настойчивое ощущение чужого пристального взгляда. Мозг соображать не хотел, память отказала. Спросонья сработали лишь инстинкты, и я пристальнее всмотрелся в окружающую темноту. И заметил что-то белое. Белое и тонкое, на расстоянии буквально сантиметров сорока от кровати. А потом разглядел и темный, неровный, словно дрожащий, силуэт. Я тряхнул головой и всмотрелся еще пристальнее и с трудом удержал возглас.
Оно сидело рядом.
Сидело и смотрело на меня.
Не дышало.
Не шевелилось.
Не моргало.
Просто сидело.
Не издавало ни звука.
Просто сидело.
От него не пахло, но невыносимо веяло холодом.
Шипение из груди все-таки прорвалось наружу, когда луна показалась из-за облаков.
Я сначала даже подумал, что это мне снится, если бы не слюни, капающие на пол. Почему-то именно они убедили меня, что все происходящее реальность.
Рядом со мной сидела разлагающаяся, темная скалящаяся тварь. Ее челюсть полностью сгнила с одной стороны, обнажив зубы, клыки и даже язык. Создавалось впечатление, что оно, чем бы оно ни было, злобно усмехалось. На теле этого то там, то здесь торчали редкие клоки шерсти непонятного цвета, будто у чудовища лишай на последней стадии. В пустых глазницах вроде бы шевелились опарыши, ухо болталось на тонкой ниточке сухожилий, кожа на спине лопнула, и наружу торчали покрытые чем-то темным и склизким кости позвоночника. Именно их я и заметил, когда только проснулся.
— Греби ж тебя… — пробормотал, аккуратно приподнимаясь.
