— Ты молодец, — прошептала, притягивая мужчину за шею ближе к себе. — И я молодец, — накрыла его губы своими. Уж это я могла себе позволить. Позволить нам обоим.
Гад приглушенно застонал, вызвав у меня улыбку, обнял за талию, приподнял, зарываясь одной рукой в мои влажные волосы.
Я покусывала его нижнюю губу, дразня и не позволяя заходить дальше, гладила кончиками пальцев острые скулы, подбородок, лоб.
Вкусно. Очень вкусно.
Я слегка отстранилась и снова его поцеловала, коротко и быстро, потом еще раз и еще.
— Мне попрос-с-с-сить? — прохрипел Ярослав, не выдержав.
Вопрос вызвал короткий смешок. Вот каким-каким, а просящим я его могла представить с трудом.
Губы Волкова были жесткими, напряженными, дыхание — таким же горячим, как и прижимавшееся ко мне тело, язык — настойчивым и умелым. А сам поцелуй вышел долгим, голодным и полным обещаний как с моей, так и с его стороны.
Мне было мало просто ласкать его, мне было мало просто чувствовать его вкус, мне было мало иметь возможность только гладить его лицо, опасаясь прикоснуться к остальному. Мне хотелось большего. И я говорила ему об этом, обещала, пока играла с его языком, пока посасывала и покусывала его нижнюю губу, пока с упоением наслаждалась твердостью его рта.
Мне. Было. Мало.
Я отпустила лицо Ярослава, перестала так отчаянно к нему прижиматься, отстранилась только тогда, когда поняла, что если он еще раз втянет мой язык в рот, укусит, то остановиться я уже не смогу, просто не будет сил.
— Надо позвать Кита, — прохрипела, касаясь щеки Змеева.
— Да, — он дышал так, словно драка с Ирзом закончилась только что. Даже еще тяжелее.
— Он поможет с бинтами.
— Да.
— Поставь меня, — улыбнулась, поболтав ногами в воздухе.
— Да, — Ярослав послушно разжал руки.
— Ты дальше сам справишься? — уточнила, чтобы еще раз услышать «да».
— Да.
Я рассмеялась. Откинула назад голову и рассмеялась. Ох, как же мне нравится это его «да», этот его затуманенный взгляд, немного ошалевший, немного одурманенный, все еще голодный. Мне очень-очень нравится! И я знала, что он знает, что мне нравится. И ему тоже нравится, что мне нравится. И я тоже знаю, потому что уже через пару секунд Яр смеялся вместе со мной, качая головой.
Черт!
Я подхватила свои вещи и все-таки пошла за Китом и близнецами, предварительно переодевшись в сухое, все еще слушая короткие смешки, доносящиеся из ванной, посмеиваясь сама.
Вся честная компания нашлась там, где я их и оставила. Близнецы в порядке приятного исключения сидели рядом на диване, уткнувшись носами не в планшеты, а в книги. Теть Роза достала вязание, Кит листал какой-то старый журнал. Очень старый журнал, судя по качеству снимков и внешнему виду моделей.
— Как погуляла? — поднял панк голову, осматривая меня с ног до головы.
— Неплохо, — качнула головой. — Там Волков, в моей комнате, ему помощь твоя нужна. Шить отказывается, согласен только на бинты.
Бугай смотрел на меня, не мигая и не произнося ни слова, несколько долгих секунд, оглядел внимательно с ног до головы, подергал себя за мочку уха. В его взгляде не было осуждения, не было любопытства. Там было понимание и вопрос. Вопрос, на который я при любом раскладе собиралась ответить положительно.
Кит все понял без слов.
— Ну пойдем, посмотрим, что ли, — отложив журнал и вздохнув, панк поднялся на ноги, я осталась в кабинете ждать возвращения мужчин.
Глава 14
Ярослав Волков
— Да мужик, а тебя потрепало, — Кит стоял напротив, сжимая в левой руке… Аптечкой саквояж назвать язык не поворачивался, скорее уж чемодан.
— Не хочу показаться неоригинальным, но… ты второго не видел, — пожал я плечами, стягивая с плеч полотенце.
— Не хочу показаться неблагодарным, — мотнул бугай в сторону закрытой двери, намекая на Мару, — но просто на будущее — она бы справилась сама.
— Я даже не сомневаюсь, — ответил, садясь на кровать. — Хотелось пар спустить.
— У каждого свои девиации, — хмыкнул Кит, ставя потрепанный, как моя совесть, устаревший, как мои взгляды на жизнь, чемодан прямо на пол. — Почему шить отказываемся?
— Не имеет смысла, завтра уже ничего не будет.
— Кожу сбросишь?
Я хмыкнул, качая головой.
— Можно и так сказать, наверное.
— М-м-м, хрень неведомая, — мечтательно закатил панк глаза, — то, что я люблю, — бугай нагнулся, выудил из саквояжа какие-то бутылки и бинты.
Дело свое мужик знал, но… то, чем он обрабатывал кожу вокруг… Оно воняло и жгло. Жгло так, что мне даже пару раз захотелось съездить горе-доктору по морде, потому что казалось, что он делает это назло.
Но спустя примерно полчаса, когда последние бинты были наложены, жжение начало утихать, а к тому моменту, как мы спустились вниз, перешло в легкую прохладу, унявшую зуд, из-за начавших подживать царапин.
Шелестова с близнецами по-прежнему была в библиотеке. Они расположились на диване и Мара читала мелким книгу. Просто читала. Просто вслух. Двум тинейджерам. И те ее слушали.
Ксюша лежала у девушки на коленях, Костя сидел с левой стороны, оба с закрытыми глазами. На миг даже показалось, что дети уснули.
Мара замолчала, стоило нам войти, подняла взгляд от книги, вопросительно взглянула на Кита. Но прежде, чем он успел ответить, голос подал Костя:
— Мар, ну ты чего? — в приглушенном свете торшера, его теперь зеленая макушка почти перестала быть кислотно-дикой.
— Все хорошо, — серьезно кивнул панк, садясь в кресло на против. — Пациент будет жить и возможно даже долго, если найдет работу поспокойнее и круг общения понормальнее.
— Это вряд ли, — покачал я головой, тоже опускаясь в кресло. — А где тетя Роза?
— Спать ушла, — отреагировала Ксюша, поворачивая ко мне голову и открывая глаза. — На самом деле она не спит, у нее сериал.
— Ага, — подтвердил Костя, — очередной Хуан Карлос добивается очередную Марию, а злая кузина троюродного дяди ее бабушки всячески этому мешает.
— Поверь мне, ребенок, — взъерошила Шелестова прическу мальчишки, — это не самый плохой выбор. Иногда Хуаны Карлосы, Марии и злобные кузины прекрасная компания. Ты, между прочим, читаешь комиксы.
— Это искусство! — возмутился мальчишка.
— Сериалы — тоже искусство, только другого рода, — спокойно отреагировала хозяйка отеля.
Костя спорить не стал, но и мимо ушей слова Мары не пропустил. Нахмурился на несколько секунд, размышляя, а потом снова облокотился о Мару.
