Будем надеяться, Эрвин Шредингер уважал хороший виски.
На вопросе о возрасте кота я снова торможу. Правда не так долго, ставлю сначала прочерк, а потом уверенно пишу: «хрен его знает». В графе «жалобы» ставлю «простуду», а потом лезу в Гугл, чтобы узнать, чем еще могут болеть коты. Выясняется, что список потенциальных болячек уличного кота может быть таким же длинным, как трасса А триста тридцать один, поэтому Гугл я быстро закрываю и размашисто и очень старательно вывожу «проверить на все, бездомный».
Быстро расписываюсь внизу и протягиваю листок девушке.
Дама с собачкой, вошедшая после меня, к этому моменту куда-то испарилась, и в приемной снова мы втроем: я, кот и девушка за стойкой.
Верочка берет у меня бланк, и с каждой строчкой брови ее ползут все выше и выше. Я невозмутимо жду, пока прелестное создание справится с моим почерком и собственными эмоциями.
Где-то через минуту у нее получается. Она хлопает мне на бланк печать, быстро перебивает данные в компьютер и возвращает мне листок.
- Вам на второй этаж, в кабинет двести два, - говорит Вера. Почти приветливо, надо сказать, говорит.
- Спасибо, - киваю и топаю в указанном направлении.
У кабинета двести два передо мной сидят два человека. Та самая дама с собачкой и мужичок с чем-то непонятным в аквариуме. То ли крыса, то ли белка. Оно сидит ко мне спиной, тело частично закрывает рука мужичка, хвоста не видно, только уши торчат, поэтому сказать точно не могу. У дамы, кстати, собака очень забавная – пес из «Маски». Такой же непоседливый, как и в фильме. Его хозяйка подозрительно косится на меня и на затихшую сумку у моих ног, но ничего не говорит, только крепче прижимает к себе норовящую обнюхать рюкзак псину.
Я устраиваю кота на соседнем стуле и утыкаюсь в мобильник, открываю список, скролю имена, даты и местоположения. Ближайший труп ждет меня только через четыре дня и то не стопроцентно, имя подсвечено синим, а значит, не факт, что некий Алексей отдаст богу душу именно через четыре дня. Может вообще не отдать. Тут уж как повезет ему, или как не повезет мне.
Я скролю дальше, пытаюсь составить примерный маршрут. Что-то многовато имен на следующей неделе – двадцать пять. И сосредоточены в основном по окраинам. Никаких фамилий, никакой конкретики, как всегда. И уж точно никто из них не умрет в собственной постели.
Увы и ах, ребята, у меня не та специфика, так что вряд ли вас ждет что-то приятное. Скорее, наоборот, впрочем, как и меня.
Я снова лезу в поисковик, только на этот раз не в Гугл, а в Яндекс, ищу неизвестные мне адреса, пытаюсь прикинуть маршруты и рассчитать время. Чем ближе время смерти к извлечению, тем проще извлекать. Такая вот незамысловатая арифметика.
Вообще, мне в этом плане повезло больше, чем Шелестовой, у меня, в отличие от нее, есть какое-никакое, а расписание. Хотя бы примерное…
Внеплановая фигня, конечно, тоже случается. Достаточно часто случается, ибо… неестественная смерть – она такая… не то что бы особенно предсказуемая. Но спасибо и тому, что есть. Так я могу хоть немного планировать свое расписание. Иначе давно бы сдохла от голода, потому что платят собирателям примерно так же, как санитаркам в муниципальных поликлиниках. Если бы сейчас был табель о рангах, уверена, мы бы стояли с ними где-то на одной ступени. Тем более такие, как я… «не естественники».
Вообще, «неестественная» – дурацкий термин. Придуманный людьми для людей. Ну в самом деле, что неестественного в смерти из-за потери крови от перерезанного горла? Ну и с расхераченной башкой тоже не очень-то поживешь. Вполне себе естественная смерть.
Кстати, вот интересно, как там у Шелкопряда поживает Федор Борисович? Не обижает ли его искатель? А Федор Борисович искателя?
Из раздумий меня выдергивает настойчивое покашливание над головой. Надо мной возвышается… никак, доктор. Симпатичный такой дядька, смотрит строго, но с хитринкой. Темно-русый, немного уставший, сероглазый. Ему лет сорок, не больше.
- Элисте Громова?
- Ага, - киваю я, поднимаясь на ноги и убирая во внутренний карман куртки телефон. Подхватываю шлем и притихший рюкзак.
- А где ваш…
- В рюкзаке, - протягиваю я доку сумку и проскальзываю мимо него в кабинет. Должна отдать мужику должное, глаза у него расширились лишь немного.
Интересно, за что его так не любит Верочка?
Мужик заходит в кабинет вместе со мной. Обычный такой кабинет, почти как у человеческого врача. Только стол большой очень, застеленный чем-то напоминающим материал для бахил...
- И кто у вас там?
Дядька однозначно нравится мне с каждой секундой все больше – в рюкзак рукой не полез, решил сначала спросить. Я почти умиляюсь и протягиваю ему листок. На бейдже значится имя Алексей Владимирович.
Он некоторое время просто изучает то, что я там понакорябала. Потом удивленно смотрит на меня.
- Вискарь Шредингера?
- У всех должна быть фамилия, - киваю головой.
- Ну что ж… - выражение его лица непередаваемо и трудноопределимо. - Давайте вашего Вискаря на стол.
- Он не мой, - говорю и за шкирку выуживаю кота на свет божий. Кот снова мной явно недоволен. Скорее всего, потому что спал внутри. А тут я и моя рука.
Нет. Мы точно с ним друзьями не станем.
- У него сопли, - поясняю я. – И вообще он дворовый.
Алексей надевает перчатки и забирает из моих рук животное, полностью сосредотачивается на нем. А я осторожно отхожу от стола и опускаюсь на стул.
Док очень деловой. Крутит и вертит кота в разные стороны: смотрит в глаза, лезет в уши и нос, проверяет шерсть, ставит на весы.
Животное не издает, ни звука, только уши-тарелки в разные стороны.
А я рассматриваю кабинет: грамоты, дипломы, игрушки для животных, несколько мисок, какие-то книги на небольшой полке, раковина в углу.
Пока док занимается оборвышем, я успеваю помыть руки и снова залезть в Яндекс. Ищу ближайшие приюты для животных, проверяю часы их работы.
Алексей к столу возвращается как-то незаметно, что-то стучит на клавиатуре, кажется, что-то говорит. Но первую его фразу я благополучно пропускаю мимо ушей.
- Что, простите? – поднимаю голову от экрана.
- Говорю, для дворового кота он во вполне приличном состоянии. Но простуда, конечно, есть.
- То есть сопли – это нормально? – странно, но почему-то именно эта мысль не дает мне покоя, кажется самой невероятной.
- Да. Вполне, - невозмутимо кивает док. – У него общее истощение, блохи и…
Он говорит дальше, но я не слушаю. Просто отключаюсь. Смотрю, как двигаются губы, как сосредоточенно и серьезно он мне что-то втолковывает, но не слышу. Потом нахожу взглядом кота. Он сидит на столе, пялится под собственные лапы, на собравшуюся там в гармошку ткань. Шевелит своими локаторами. Док продолжает вещать. В конце концов я решаю, что Алексея пора остановить, и обрываю его на полуслове.
