А этажом ниже сидит ведьма или ведьмы, настоящая ведьмы, под ногами которых настоящая пентаграмма, они читают настоящий призыв и тащат, тянут, высасывают из идиотов все то, что они с такой радостью и дебильными улыбками на лице отдают.
Ну не сказка ли?
- Мы не трогали детей, - пожимает безразлично, почти пренебрежительно сухими плечами Данеш. – Тем более детей иных, никого не убивали, не устраивали жертвоприношений. Все, что происходило и происходит в Амбрелле, дело рук людей и проблемы людей.
- Вряд ли не трогали, потому что вам совесть не позволяет, - выдавливает Лис, хрустит костяшками пальцев, вцепившихся в обивку кресла. А у меня в руках все еще ее ноут. Ноут со списком пропавших иных, с открытой базой Совета, с документами по Озеровой.
Данеш слова Эли понимает правильно, кривится, потому что не хочет признавать неудобную правду.
- Совет безжалостен, - кивает казашка с усилием. – И ты не имеешь права осуждать нас за нашу суть, - бросает она Громовой. – Мы – темные, мы так живем, мы так подпитываем силы. Ты кормишься душами, собирательница, а ты, падший – чужими грехами, предлагаю обойтись без лицемерия, - и взгляд с вызовом, и высокомерно вздернутый подбородок, и глухой удар проклятой трости об пол.
И что бы я там себе не думал, что бы сейчас не испытывал, но, по сути, если отбросить детали и все наносное, восточная, мать ее, права. Иные к людям не лезут, в их дела не вмешиваются, а Ховринка – порождение не ада, не темных, не иных, она – творение людей, с самого начала творение людей.
- Что насчет Озерова и его дочери? – спрашивает Лис, подтягивая колени к груди, обхватывая их руками. Эли кажется спокойной, но я вижу заострившиеся позвонки на шее, ощущаю ее пса.
- Он пришел ко мне сразу после рождения Алины в первый раз. Просил ее спрятать, спрашивал, есть ли способ. Так же, как ты, Аарон, прятал от нас Дашу, так и он хотел скрыть свою дочь.
- Сказал от кого?
- Нет, - качает птичьей головой Данеш. – Я не настаивала. Он что-то увидел, возможно, еще во время беременности жены, в костях, или ветках, или звездах. Не знаю, где смотрят светлые.
- Был напуган? – подается немного вперед Эли.
- Скорее, обеспокоен. Я не видела страха в его глазах. Мизуки? – чуть поворачивает казашка голову в сторону напряженной, трясущейся ведьмы.
- Он не боялся, - выдавливает ведьма. – Пришел к нам, потому что у своих помощи не дождался, потому что не было у светлых того, что могло бы ему помочь.
- Алина была темной? – голос Дашки звучит тихо, но твердо, скорее утверждением, чем вопросом. – Сильной темной?
- Не сильнее тебя, скорее всего, даже не сильнее меня, - продолжает журчать японка, вжимаясь все сильнее и сильнее в спинку дивана, как будто действительно думает, что это может ей помочь. Забавно… потому что ведь действительно думает.
- Было понятно, что в ней? – давит Элисте.
- Нет, конечно. Она так и не раскрылась, и вряд ли бы раскрылась, на самом деле, если бы Игорь продолжал ее сдерживать.
- А он бы продолжал? – спрашивает Дашка. Ей не нравится то, что она слышит, не нравятся собственные догадки и совсем не нравится новая сторона ее личной проблемы, но она старается это принять. Складочка на лбу, плотно сжатые губы, твердость взгляда. Лебедевой нет восемнадцати…
- С уверенностью сказать не могу, но, пожалуй, да.
- Что вы делали? – поворачиваю я голову к хранящей молчание казашке. – Как скрывали Алину от Совета?
- Вводили в транс через наш круг каждый раз перед осмотром и занятиями, а анализы… Игорь просто платил деньги, - усмехается верховная. – И их корректировали. Плюс кое-какие травы, чтобы Алина не ощущала нашего вмешательства. Мы не собирались ей вредить, Аарон.
Элисте напрягается, опускает ноги вниз, прячет руки за спиной, позвонки на шее заостряются еще больше.
- Лис?
Она почему-то не решается спрашивать. Как будто мысль еще не сформировалась в ее голове до конца, как будто сплетается из того, что мы уже знаем. Или из того, чего не знаем.
- Как вам платил Игорь? Чем? Как он платил комиссии?
- Нам – информацией. О собирателях, зачистках Совета, возможных облавах.
- В Ховринке?
- Да, - кивает ведьма. – Ты действительно собака, собирательница, хорошо чуешь след, каким бы он ни был.
- А ты действительно ведьма, - отбивает Элисте безразлично. – Вторая часть вопроса: как Игорь платил комиссии?
- Это было не наше дело. Не знаю.
- Ладно, - кивает Лис, откидываясь на спинку кресла, - с этим понятно. Искать Алину вы тоже помогали?
- Да. Но результатов поиски не дали, - хмурится восточная. – И… они вообще ничего не дали, никакой информации. И это было странно, потому что так не бывает. Я всегда могу сказать, мертв иной или жив. Наш круг всегда отвечает на вопросы, а тут тишина. Они пришли, но молчали, ничего не говорили. И в следующий раз, и потом, и после. Не видели ее, не могли найти ни среди живых, ни среди мертвых. Игорь в последний раз со мной говорил около года назад.
- Говорил? Не приходил?
- Нет. Звонил. Спрашивал про наши защитные амулеты, обереги, символы. Сказал, что его окончательно перестали работать. Он поменялся с исчезновением дочери, так что я не удивлена, что свет больше не давал смотрителю то, что нужно.
- Когда вы в последний раз были в Ховринке?
- Я не была там с прошлого года. Вообще не бываю там, мне это ни к чему. А вот мои сестры помоложе ходят. Мизуки?
- Несколько месяцев назад, - мямлит ведьма. – Я… часто там бываю…
- Видела, слышала, чувствовала что-нибудь не то? Что-то, что тебя насторожило?
- Нет. Все как обычно. В Амбрелле сложно разобрать оттенки и уловить отголоски, Зарецкий, там все в куче, все перемешано.
- Может… был кто-то, кто попадался на глаза слишком часто?
- Тебя интересуют бомжи? – вздергивает восточная бровь, вдруг осмелев и охренев.
- Мизуки, - цежу сквозь зубы, - не тупи, не беси меня еще больше.
Ведьма дергается, как будто я ее ударил, выражение лица тут же меняется, взгляд на миг туманится воспоминаниями, очевидно, моего последнего посещения ее квартиры, и она еще раз вздрагивает.
- Ты лазаешь в Ховринку сколько? Лет пятнадцать, несколько раз в год? Давай, напрягай мозги, вспоминай, был ли кто-то, кого там быть не должно? Встречался ли кто-то чаще остальных? – мой ад ползет по полу, подбирается к ногам ведьмы, почти касается ее пальцев, и волоски на ее руках встают дыбом.
- Не знаю, - тянет по слогам японка.
- Думай! – давлю на ведьму. – Меня твой ответ не устраивает!
Ад скользит по ее балеткам, лодыжкам под кимоно, скоро дотянется до бедер и живота.
