- О, да я заметила. Особенно твои крылья, Зарецкий! – Маска пса все еще на лице Элисте, вены все еще виднеются сквозь кожу, но теперь они, как и должны, наполнены адом.
- У меня еще две пары, как-нибудь смирюсь с потерей, - кривлюсь. – А вот с потерей тебя – нет! – добавляю уже громче, снова стискиваю тонкие плечи.
- Поэтому решил сам сдохунть? Отличный план. Ты – эгоист, Зарецкий! – Лис упирается тонким пальцем мне в грудь, смотрит зло, прищурившись.
Ответить не дает раздавшееся сбоку яростное, злое рычание, сраный эгрегор пришел в себя, очень вовремя, конечно.
- Заткнись! – рявкаем мы в один голос, потому что сейчас ни хрена не до Амбреллы и ее не закрытого гештальта. Я, не глядя, взмахиваю рукой, глухой удар о стену и снова тишина.
- С чего ты решила, что я собираюсь сдохнуть?
- О, ну давай-ка посмотрим, - Эли скрещивает на груди руки. - Ты приперся в самое гнусное место из всех возможных, закрыл его, чтобы никто не смог войти, никому ничего не сказал и никого не предупредил, мало того что нарвался на Ховринку, вытащил сюда еще и труп Алины, и да, у тебя, мать твою, сломано два крыла и ты истекаешь кровью! Ничего не забыла?
- Я – падший, все что…
- Да будь ты хоть реинкарнацией Будды, это ничего не меняет! Ты чем вообще думал?! Ты вообще думал? Или собственная гордыня настолько разрослась, что сдавила остатки мозгов.
Господи, дай мне терпения...
Я выдыхаю, закрываю на миг глаза, чтобы успокоиться, насколько это возможно, конечно, с учетом обстоятельств.
Ладно. Признаю. Мы орем друг на друга потому что зашкалило, перемкнуло. Высокое напряжение все дела… Громова всегда была непокорной, даже в прошлой жизни. Упрямая, резкая, умная. Она часто заставляла меня кипеть. В основном, из-за самого себя.
- Закончила? – спрашиваю тише, открывая глаза. Смотрю на Лис и вижу то, чего не замечал затуманенный злостью и волнением взгляд. Она не похожа сейчас на себя обычную: взволнованная, взъерошенная, злая, дышит часто и громко. Настоящие, не сдерживаемые чувства, без вечной насмешки в глазах цвета ледяной воды северных озер. Все еще черная вена на шее дрожит и бьется в такт сердцу. – Где тяжелая артиллерия?
- Снаружи, пытаются вскрыть то, что ты выставил вокруг, - проводит Эли по волосам.
- А ты как вошла?
- Меня пропустило, - пожимает она плечами. – Наверное, я слишком много времени провожу рядом с тобой, в «Безнадеге» успела пропитаться, - уголки губ дрожат в кривой усмешке. Что будем делать? Я не сожрала и половины.
Я хмурюсь. Ховринка снова шевелиться в своем углу, тянет по ногам сыростью и холодом, трупный запах бьет в нос. Стягивает силы?
- Ты почувствовала пса там?
- Да, - кивает Лис. – Она разорвана на ошметки, но она там. В… этом, по крайней мере, какая-то ее часть. Как Бэмби влезла в это? – Элисте поворачивает голову на усиливающийся шорох.
- Понятия не имею, - пожимаю плечами, тоже поворачиваясь. – Как-то не было времени выяснить. Сможешь вытащить только пса, не зацепив остальное?
- Аарон? – собирательница снова собранная и настороженная. Я ощущаю взгляд, сверлящий мою спину, почти слышу слова, готовые сорваться с ее губ.
- Если вытащишь пса, я сделаю остальное. Она не настолько сильна, насколько хочет казаться, и свет ранит ее гораздо больше, чем мы.
- Что остальное?
Кажется, мы сейчас начнем по второму кругу.
- Эли, - качаю головой. – Давай, ты вскроешь мне мозг дома сегодня вечером. Я обещаю, что сдамся без боя и буду со всем соглашаться. А сейчас надо сосредоточиться на другом.
- Впусти парней, - звучит ультиматумом.
- Впущу их, впущу людей, - отвечаю и снова бью эгрегора, давлю на него, заставляя оставаться на месте. Он дергается, рычит. Продолжает собирать свою зловонную суть. Я вижу, как она пульсирует и бьется под тем, что заменяют ему кожу. Присутствие тела Алины дает ему силы. – Как только закончишь с псом бери тело и уходи.
- Нет.
- Лис, - игры и шутки закончились, потому что тварь уже поднимается на лапы. Мы упустили момент ее слабости, - это не обсуждается. Либо так, либо я все-таки выкину тебя отсюда. Мне хватит времени, чтобы оттащить тебя в «Безнадегу» и вернуться сюда.
- Твои крылья… - Громова все еще пытается спорить, я слышу все тоже упрямство и чувствую что-то похожее на страх в на удивление решительном голосе. Пожалуй, даже хорошо, что парни остались за пределами. Потому что то, что я сейчас вижу, заставляет меня переосмыслить ситуацию и собственное отношение к неродившемуся богу.
- Мои крылья не влияют на способность мерцать, Элисте. Ты вытаскиваешь гончую, забираешь тело и уходишь. Немедленно, в ту же самую секунду. Я знаю, что ты тоже можешь мерцать, расстояние должно увеличиться, уйдешь к Гаду и Санычу. Потом сможешь достать души из трупа.
Тварь встряхивается, полностью поднимается, человеческие глаза смотрят победно. Не на меня, на Элисте. Морда урода выглядит еще хуже, чем до этого: человеческие черты проступают теперь отчетливее.
- Аарон…
- Скажи, что все сделаешь, скажи, что уйдешь, Эли, - я давлю еще сильнее. Тварь шатается, но ей удается устоять на ногах.
- Да.
- Что, да? – не отступаю я.
- Я заберу Алину и уйду к парням, - зло бросает собирательница. – Начали? – рычит.
Кивок выходит отрывистым и смазанным, мы бросаемся к эгрегору. Я, чтобы не дать суке вырваться, Эли – чтобы вырвать из ее чрева остатки когда-то яростной и сильной гончей.
У твари я оказываюсь первым, наваливаюсь всем телом, связываю адом лапы и держу. Сейчас я ничем не помогу, Лис должна забрать остатки ада и уйти, и мне останется только добить дрянь. Громова обхватывает морду-лицо узкими ладонями, приближает к себе, и я вижу, как обволакивает призрачная маска пса Лис уродливую башку эгрегора, как и без того затянутые пеплом ада глаза темнеют еще сильнее, как снова наливаются чернотой вены на шее и руках.
Эли было бы проще, если бы у этого была душа, но души нет, и ей приходится глотать чистый ад.
Сука подо мной дергается, по мерзкому телу прокатываются волнами спазмы, она дрожит и пробует вырваться, тонкий лысый, покрытый все той же вонючей слизью, что и тело, хвост стегает суку по бокам.
- Лежать, тварь, - рычу, стягиваю путы крепче. Дико раздражает и отвлекает зудящий и шипящий свет, он лезет в уши, глаза, нос и рот, он мешает нормально дышать и действовать в полную силу, все еще сковывает мои движения, жалит лезвием скальпеля сломанные крылья, тянет царапины, кровь все еще оставляет пятна на одежде, шипит и пенится, попадая на пол.
Эли права: я выбрал самое гнусное место из всех возможных.
Я выдираю из брюха твари еще кусок плоти, отшвыриваю подальше, ломаю лапу, до которой могу дотянуться, потому что тварь вдруг снова начала слишком резко и часто дергаться. Скорее всего, Элисте нашла, наконец, за что зацепиться.
