- Что с ней сделает совет?
- Понятия не имею, - Элисте поднимается на ноги, перекидывает через сгиб локтя куртку, открывает шлем и тоже вешает на локоть, поднимает бокал. – Может, заблокируют, может, возьмутся учить.
- Думаешь, ее все же можно научить?
- В этом мире возможно все, Шелкопряд. При желании даже свиньи летают. В любом случае, узнать правду ей не помешает.
- Правду, говоришь, - я отрешенно наблюдаю за тем, как Громова идет к двери. Медленно, никуда не торопясь…
Косяк.
- Эли, - зову, когда пальцы Громовой обхватывают ручку, - я знаю, чем ты заплатишь мне долг. Я готов просить.
Глава 7
Элисте Громова
Меня бьет током. Простреливает от макушки, вдоль шеи, по всему позвоночнику, до самого основания. Рука замирает в каких-то жалких нанометрах от латунной дверной ручки.
Просить… Как же…
Ручка затертая, в виде рыбы, замочная скважина ржавая, но я уверена, что ключ в нее входит без проблем. Я рассматриваю потемневшие чешуйки, почти белый от бесконечных прикосновений хвост и пытаюсь прийти в себя.
- Скажи, что ты шутишь, Зарецкий, - говорю, стоя к мужчине спиной. Я не берусь даже разбираться в том, что меня больше всего напрягает в данной ситуации: происходящее в целом, слишком всезнающий и до нервной дрожи непонятный Зарецкий или то, как искрит и корежит между нами, бьет в магнитные поля.
Нет. Не-а. Ни за что.
Мне это все не нужно. Не хочу.
- Я пока вообще ничего не говорю, а ты уже торопишься отказаться, - в его голосе слышна улыбка. И она ему несвойственна, поспорить готова. Так же, как нежность не знакома его рукам, а учтивость и такт - словам. Но ему и не идет это все… Он и так слишком, а вместе с этим будет вообще с трудом выносим. Холодность и грубость Шелкопряда, как предупредительный знак, как пожарная сирена, как ров с крокодилами – предупреждение, спасающее жизнь.
И в то же время Зарецкий, как тот шут из мультика: «что в уме, то и на языке». Предельно откровенен, не умеет себе отказывать.
- Я знаю, о чем ты попросишь, и говорю тебе «нет», - отвечаю ровно. В голове носятся мысли со скоростью света, толкаются, сплетаются и рассыпаются на бессвязные отголоски ничего не значащих слов. За спиной тишина. Я не слышу, но знаю, что Шелкопряд подходит.
И… мне, кажется, все еще нравится на него смотреть…
Чушь.
- Не усложняй девочке жизнь, - пальцы все еще отказываются прикасаться к дурацкой ручке, ноги не хотят двигаться. Не знаю, почему. Меня ничто не держит, мне ничто не мешает, но… я просто не могу. Сама не могу. – Отдай ее совету.
Мне нужно разобраться.
- Я полагаю, что усложню ей жизнь, именно отдав совету, Эли. – Зарецкий за спиной, слишком близко. Его дыхание колючее, и оно щекочет мою шею, легко царапает, будто пробует. – Ты ведь знаешь, что они делают с незарегистрированными, правда, Элисте? Ты же всего несколько минут назад говорила о том, что Кукла не вытащит. И готова бросить ее совету?
- Ты пытаешься давить на что, Зарецкий? На жалость? Серьезно? Я ведь собиратель, - качаю головой. – Почему ты так настойчив?
Я не понимаю. Действительно не понимаю. Шелкопряду куда проще спихнуть девчонку смотрителям, чем быть ее нянькой. Просто, безболезненно, быстро. Без лишнего шума и напряжения.
- Самое простое решение не всегда верное, Громова, - он стоит совсем близко, так близко, что я чувствую запах, тепло, силу. И волоски на руках встают дыбом.
Электричество.
Зарецкий не прикасается и тем не менее не отпускает. Что-то огромное, темное, тяжелое ворочается вокруг, вздыхает, укутывает и опутывает.
Мне невероятно, нестерпимо хочется расслабиться, откинуться на мужчину за спиной, прикрыть глаза и ни о чем не думать. В том числе и о Карине. Захотелось, стоило переступить порог «Безнадеги».
Да ну его нафиг!
- Не тот случай, - качаю головой, а потом встряхиваюсь. Заканчивай, Громова, повалялась в шавасане, потянулась сквозь листья бамбука к солнцу и вперед. У тебя сегодня еще одна задача. Не менее странная.
- Я отдам ее смотрителям, - спокойно и уверенно продолжает Зарецкий. На этот голос я тоже залипаю, мне нравится, как он звучит, как перекатываются звуки и вибрации в его горле и груди. Хорошо перекатываются. – Но сначала подготовлю. И ты мне в этом поможешь, расскажешь ей основы, покажешь.
- Найди кого-нибудь другого, не порть девочке карму мной, - мои пальцы наконец-то смыкаются на старой латуни, я почти готова открыть проклятую дверь.
- Зачем мне кто-то другой, когда у меня есть ты, Эли? За тобой должок. Ты справишься.
Еще один мужчина, который явно с кем-то меня путает. Разбирает смех. Я борюсь с ним несколько секунд, а потом…
Не сдерживаюсь, смеюсь. Громко, в голос, почти упираясь лбом в теплое дерево, чувствуя, как что-то неуловимо изменилось, как напрягся мужчина сзади. Странно напрягся, непонятно. Будто почти готов прикоснуться.
Опять рикошетит, и стрекочет, и стреляет, как в плазменной лампе.
Смех душит. Я зажимаю рот ладонью, глотаю и проталкиваю смешки назад, но бесполезно. Мне правда смешно. Чему я могу научить эту девочку? Как пить, гонять и посылать? Как разочаровывать?
- А… Андрей? – доносится с дивана робкое. Видимо, я смеялась слишком громко. – Что происходит? – удивленно-настороженное.
И все мои попытки остыть разлетаются вдребезги, меня скручивает заново. Зарецкий на лепет совей подопечной не реагирует, кладет на плечи ладони, заставляя меня выпрямиться, касается губами уха.
- У тебя хороший смех, Эли…
Я все еще вздрагиваю, давлюсь смешками, с трудом могу различить сквозь них слова.
- …только почему в тебе смеется страх?
- Андрей? – снова зовет юное дарование на диване уже требовательнее и громче, немного истерично, и Шелкопряд отступает от меня на шаг, шелестит его одежда. Он отворачивается. Шаги.
А я перестаю смеяться. Поворачиваюсь к чуду и мужчине, ловлю испуганно-сонный взгляд карих глаз с поволокой, замечаю чуть подрагивающие уголки губ, нежный румянец на щеках, чуть взъерошенные, идеально прямые длинные волосы…
Олененок Бемби, серьезно.
- Я испорчу ее, Шелкопряд, - говорю, отстраненно наблюдая за девушкой. - Испорчу эту маленькую, прелестную птичку. Сломаю крылья и вырву перья. Среди подобных мне нет нормальных, мы все… со сдвигом. Возможно, я больше всех. Так что… передумай.
И все-таки выхожу в тесноту коридора, плотно закрывая за собой дверь. Прислоняюсь к ней спиной на несколько секунд и встряхиваю головой.
Как Громова в бар сходила…