- Скажи, почему совершая десять раз подряд одно и то же действие, люди все десять раз надеются на разный результат?
Алкоголик Дима вскидывается как бешеный пес, застывает, а потом медленно поворачивает голову ко мне.
- Что ты со мной сделала, блядь?! – орет и несется ко мне. В отличие от своей жены, меня он коснуться может. Поэтому приходится выпустить руку Вари и подняться на ноги.
Я успеваю. Перехватываю его, валю на пол, давлю коленом на спину. Он – алкаш, я – иная. Понятно, в чью пользу будет раунд.
- Свет видишь? – спрашиваю, удерживая на полу.
- Убью суку…
- Тьму?
- Я ж т…
- Ты мне не помогаешь, - я сильнее давлю на спину, крепче сжимаю шею сзади. – Сосредоточься, пожалуйста.
Он дергается и извивается, трепыхается. Мне не хочется трогать брешь, но если так и дальше пойдет, то другого выхода не останется. Нужно только, чтобы Зарецкий увел Варю. Ей с брешью знакомиться совершенно точно рано. Очень рано.
- Давай, сконцентрируйся, я в тебя верю. Даже дети с этим справляются.
- Пошла ты на хер! - орет Дима еще громче, продолжая вырываться.
- Сразу после тебя.
- Сука!
Это начинает надоедать.
- Слушай, - я пробую зайти с другой стороны, - там может ждать ящик водки и поляна с закусью, не усложняй себе… смерть, - продолжаю я уговаривать.
- Гребаная стерва, кто ты такая?!
- Ты ж, кажется уже определился? – спрашиваю совершенно искренне. Дима все еще бестолково и бесполезно барахтается под моим коленом. Сил в нем, конечно, много, но я сильнее.
- Да пошла, ты, греб…
- Мужик, заканчивай. Я реально теряю терпение, - закатываю глаза, и еще усиливаю давление. Он булькает, что-то бессвязно бормочет, проклинает.
- Тварь, ты еб…
Договорить не успевает. Я слышу за спиной тяжелый вздох, а потом Зарецкий щелкает пальцами…
Просто, мать его, щелкает пальцами.
...и под душой раскрывается брешь. Душа проваливается в пустоту мгновенно, все еще ругаясь и матерясь, а я теряю опору. Аарон успевает подхватить меня прежде, чем белая дрянь касается щупальцами левой кроссовки, успевает оттащить, оттесняя спиной Бемби. И снова щелкает пальцами.
Ничто захлопывается беззвучно, соединяется пространство, будто ничего и не было. А я стараюсь осознать. Очень стараюсь, но получается так себе. В комнате тишина, почти гробовая. Только мое дыхание.
- Зарецкий, - шиплю удивленно-раздраженно.
- Мне показалось, он тебе надоел, - спокойно пожимает Шелкопряд плечами, прижимая к себе, стискивая рукой под грудью, смотрит сверху вниз немного насмешливо.
- Ты…
- Нам пора уходить, Лис, - улыбается он, так легко и просто, будто ничего и не сделал.
- Кто ж ты, мать твою, такой? - слова растягиваются, звучат глухо и невнятно, как у одаренной в обратную сторону.
- Хозяин бара, - Аарон выпускает меня, берет под локоть Варю, почти выталкивает ее в гостиную, а я тупо бреду следом. Все еще пытаюсь собрать мозги в кучу.
Щелчком пальцев. Простым щелчком пальцев…
Мы успеваем уехать как раз вовремя. Аарон выруливает со двора, а на его место встает уазик с включенными мигалками, напротив уазика, прямо на тротуаре – скорая. Я как-то меланхолично думаю о том, что для «полного погружения» Бемби не хватает только беса какого-нибудь увидеть. Думать об этом легче, чем о том, кто такой Зарецкий. Варю, кстати, все еще трясет. Она бледная, напуганная и растерянная. Вот только упрямства и решимости в ее глазах не убавилось. И не то что бы меня это особенно радовало. Зарецкого, похоже, тоже. В машине тишина, в головах, кажется, разброд и шатание.
Времени перед вторым телом достаточно, поэтому мы все-таки успеваем заехать в пиццерию и перекусить. Бемби жмется к Зарецкому, не отходит ни на шаг. Это не кокетство, не попытка заигрывать. Это страх. Варя боится меня. Реально боится, даже смотреть не рискует долго, особенно в глаза. Поэтому за столиком я сажусь к ней боком, как можно дальше.
Потягиваю кофе, жую пиццу, пишу сообщения Глебу и ребятам, проверяю список. Завтра еще два трупа, на сегодня пока больше ничего.
- Ты поедешь на следующее тело? – спрашиваю у Бемби, когда вижу, что она немного отошла и может более или менее адекватно реагировать на внешние раздражители.
- Да.
- Уверена? – спрашивает Зарецкий, чуть наклоняясь к девчонке, чтобы заглянуть в глаза. – Я могу отвезти тебя домой. Ты отдохнешь и подумаешь обо всем еще раз.
- Я уже приняла решение, Аарон. Я стану собирательницей, и ты не сможешь меня отговорить. Полагаю, на самом деле, что никто не сможет.
Да, ла-а-а-дно…
Хозяин Безнадеги застывает на месте, я улыбаюсь.
- Браво, Бемби, - хлопаю пару раз в ладоши. – Прости, Зарецкий, но сегодня явно не твой день, - поворачиваюсь к Шелкопряду.
Варя едва кривит уголки губ в ответ и снова избегает смотреть на меня, рассматривает поднос, руки, людей в кафе, бросает долгие задумчивые взгляды на Аарона. Он хмыкает и поднимается, показывает на часы. Поднимается, чтобы не ждать официанта, а заплатить у кассы.
Я киваю и продолжаю осторожно наблюдаю за девчонкой. Все пытаюсь понять, что ей движет. Вроде бы дедушка Фрейд считал, что миром правят голод, жажда власти и секс. С Варей, казалось бы, все проще, и мы вроде как определились, но… в какой-то момент вдруг стало казаться, что есть там что-то еще, кроме гордыни и желания получить признание. Только что именно, понять пока сложно. От гаданий на кофейной гуще отрывает вернувшийся Аарон.
Нам пора ехать, если мы не хотим все просрать.
И все-таки на втором месте мы оказываемся чуть позже, чем нужно. Опаздываем буквально минут на десять из-за вечных пробок и дурацкого дождя. Небольшой парк на юго-западе столицы. Сейчас практически пустой. Только редкие прохожие, решившие срезать через него к остановке. Парк вполне обычный: извилистые дорожки, клены, лавочки, спортивные площадки, закрытые палатки с фаст-фудом и прокатом. Вроде бы все, как всегда, но…
Что-то не так. Что-то совершенно не то висит в воздухе. Что-то такое, что заставляет волоски на руках встать дыбом, а тело напрячься, стоит мне пройти через резную арку ворот.
«Отринь надежду всяк сюда входящий».
Я оглядываюсь, сначала осознанно. Рассматриваю пустые дорожки и скамейки, тяжелые и слишком яркие из-за дождя деревья, прислушиваюсь. Но кроме собственных шагов, дыхания и стука капель ничего не слышу, не вижу ничего подозрительного. Нет криков, стенаний, бегущих людей, нет воя сирен. Не слышно выстрелов, хлопков, гудков. Ничего настораживающего, ничего, выбивающегося из окружающей меланхолии.
