Мы идем на кухню. Надо покормить Вискаря, забросить что-нибудь в себя. На полу все еще вперемешку наша одежда, недовольный кот лежит у собственной миски, смотрит укоризненно, теперь не только на меня, но и на Аарона, вызывая короткий смешок.
А в целом…
В целом мне все равно, мне все еще слишком хорошо, я все еще… разнежена и размазана. По кухне двигаюсь медленно, рассеянно. Аарон наблюдает за мной с каким-то непонятным выражением на лице, словно запоминает движения. Пристально, внимательно. Скользит взглядом по телу под полотенцем и голым ногам, по открытым плечам и лицу, по рукам.
Когда еда для кота наконец-то готова, и я сажусь напротив Зарецкого, с чашкой чая, он перехватывает мою руку, разворачивает внутренней стороной ладони, вдыхает, потом целует и проводит языком. Касается губами запястья, втягивает кожу в рот, смотрит, не отрываясь, мне в глаза.
- Что ты сделала со мной, Эли? Что у тебя за магия такая?
- А у тебя? – спрашиваю почему-то хрипло, сердце странно бухает в горле. Он снова целует мое запястье вместо ответа, после выпускает руку, делает глоток чая. А я прихожу в себя, прикрыв глаза. Возвращаюсь в себя обычную, собираю в кучу мозги. Отхожу от того состояния, в котором он утопил меня, дышу. Медленно и размеренно.
И первыми возвращаются мысли об убитой верховной.
…ты не сможешь бегать от меня вечно…
Я дергаюсь из-за этого голоса…
Чужого голоса в моей голове. Того самого голоса, что уже слышала. В лесу. Забирая душу.
Проливаю чай на стол, нервно одергиваю руки от кружки. Бездумно смотрю на лужу, расползающуюся по столу. Зависаю.
- Эли? – спрашивает Зарецкий.
- Я… - его голос, словно включает краски и звуки, словно выдергивает из эха чужих слов, - просто тяжелый день, - качаю головой, сама не понимая, что происходит, хмурясь.
- Мы так и не договорили, - кивает Аарон, смотрит серьезно и сосредоточено, явно мне не верит. Вся его расслабленность рассыпалась, как карточный домик. – Расскажи мне все до конца.
И я теряюсь. Смотрю на мужчину напротив, наверное, глупо, пытаюсь понять, зачем Зарецкому этот геморрой. Понять не выходит.
- Эли, - качает Аарон головой, - просто расскажи.
- Я прихожу за душами, - все-таки сдаюсь, пялюсь в чашку и начинаю говорить, - …которых нет… вместо которых липкая, мерзкая дрянь. Уже второй раз, Аарон, - поднимаю на него взгляд. – Только я. У остальных… такого нет. И смотрители, совет, контроль понятия не имеют, что это за дерьмо.
- Но ты чувствуешь что-то? Что?
- Ничего из того, что я видела и чувствовала раньше. Там не просто пустая оболочка, там какая-то мерзость, понимаешь? Это даже не ад, потому что ад таким не бывает, не пустота и… души… они все еще в списке. Я все еще должна их забрать.
Зарецкий хмурится сильнее, что-то прикидывает, барабаня пальцами по столу, а я снова утыкаюсь в чашку.
- Я забирала верховных раньше, - продолжаю скорее для себя, чем для него, - но никогда такого не было. Ни с одним иным, не только с ведьмами.
- Верховных? – Аарон вскидывается мгновенно, впивается в мое лицо взглядом. – Сегодня в парке тоже была верховная?
- Да, - киваю, не понимая, с чем связано его напряжение. Почему мой ответ так важен. – Московская, северная.
Искатель застывает на какие-то доли секунд, кажется, что даже не дышит, а после сжимает руки в кулаки, стискивает челюсти так, что на скулах играют желваки. Он щурится, со свистом выдыхает. Злится. И рада, что злится сейчас не на меня.
- Сука, - тянет тихо.
- Что? Ты что-то знаешь? – моя очередь ловить выражение его лица, жесты, слова. В голове проясняется окончательно, хотя тело еще лениво-разнеженное, и всплывают вопросы: почему он оставил машину у парка, почему вернулся за ней только вечером, где Бемби и по какой причине его ад сегодня непривычно, слишком остро горчит?
Аарон не торопится мне что-либо объяснять, сверлит жестким, колючим взглядом стену за моей спиной, молчит. Кажется, что вообще не слышал моих вопросов.
Я поднимаюсь, отношу свою кружку в посудомойку, убираю туда же пустую миску Вискаря. Хочется курить, спать. Завтра не хочется никуда ехать. А мне надо: за новыми душами и в отдел к Доронину. Глеб все понимает, не верит, что я имею отношение к этому, но… правила никто не отменял. Я уверена, что допрашивать будут, скорее всего, он и Ковалевский. Последнего видеть не хочу. Светлый не услышал и не понял ничего из того, что я пыталась ему объяснить, все еще на что-то надеется, порывался отвезти меня сегодня домой, пробовал настоять на том, чтобы заехать завтра. Его настойчивость мне очень не нравится. Михаил мне не нравится, и его внимание ко мне.
Я в тайне надеюсь на то, что, если Бемби все-таки решит стать собирателем, она отвлечет Ковалевского от меня. Более того, если Бемби останется в «профессии», я сделаю все, чтобы она попала под опеку именно к Михаилу.
- У меня есть… - голос Зарецкого, раздавшийся в тишине кухни, выдергивает из мыслей, заставляет вздрогнуть, а потом отвернуться от окна, - подопечная.
Он все-таки слышал мои вопросы. Я киваю, давая понять, что слушаю.
- Она… Это долгая история, но если вкратце… Ей еще нет восемнадцати, она школьница и она… - он вздыхает, набирает в грудь воздух, как перед прыжком в воду, футболка на груди натянута, взгляд колючий, - должна стать новой верховной. Темной…
Твою…
- Какой? – спрашиваю отчего-то шепотом. Новая темная верховная… для восемнадцатилетней школьницы… это полное дерьмо. Это настолько дерьмо, что хуже просто быть не может. И дело не в ритуалах, не в том, что она условно «темная», дело в ковене. Ковен – это…
- Никакой, Лис, - Зарецкий смотрит со злой иронией, почти яростью. – Она должна стать верховной Москвы.
- Твою, - бормочу я… а потом до меня медленно начинает доходить. – Нет восемнадцати… Силы еще даже не должны были… - я вдруг становлюсь косноязычной, теряю все слова, в голове вместо них звон. – Но северная умерла сегодня, значит…
- Да, - зло дергает уголком губ Аарон. – Дашка пробудилась сегодня. Пробудилась плохо, чуть не разнесла собственный квартал, я еле успел, - качает он головой.
Я сжимаю переносицу, думаю.
- Считаешь, что северную убили специально? Чтобы…
- Как вариант, - кивает Аарон. – Только не могу понять, зачем и кто. Смена верховной – это не то чтобы долгожданное событие. Тем более, когда верховная настолько молодая, настолько неопытная. Ковен в этом вряд ли заинтересован.
- Они почуяли, - бормочу, почти не слушая Шелкопряда. – Ты понимаешь, что они ее почуяли, Аарон? Северный ковен точно. Остальные, скорее всего, тоже, пусть и не так остро. Начнется охота. За твоей подопечной начнется охота. Уже началась.
- Я понимаю, - он злится. Он сильно злится. – У Дашки были планы, - снова сжимает и разжимает кулаки. – Она хотела доучиться, хотела… - дергает отрывисто головой. – Если бы все происходило так, как и должно было происходить…
