Я удивленно кошусь на опускающегося рядом на табуретку Зарецкого из-за пришедшей мысли, почти таращусь на него, Аарон смотрит в ответ с немым вопросом, с легким удивлением во взгляде.
Потом.
- Привет, Варя, - здороваюсь с девчонкой. – Я рада, что ты пришла.
- Андрей сказал, нам надо поговорить, - немного дергано пожимает она плечами. – Наверняка, опять попробует «вразумить и наставить на путь истинный». Не понимаю только, зачем здесь ты. В качестве группы поддержки? – Бэмби пробует язвить и казаться безразличной, получается… Первый блин комом, в общем.
- На самом деле я просто хочу рассказать тебе все до конца. Эли тут, чтобы убедиться, что я ничего не упущу.
Варвара молчит, дергает неопределенно плечом и нехотя переводит взгляд на Аарона. Она не строит ему глазки, не кокетничает, смотрит странно, будто пытается что-то понять, будто над чем-то размышляет.
- Когда ты пришла ко мне, ты сказала, что родители водили тебя в церковь, что ты говорила со священником, ставила свечи, молилась, освящала цепочки и кольцо.
- Да, - бездумно кивает девушка.
Зарецкий немного подается вперед.
- А ты верила? – и пусть вопрос звучит тихо, но Варя вздрагивает так, будто Аарон орет.
- Во что?
- Во все: в Бога и дьявола, в свои действия и силу собственных слов?
Бэмби удивляет. Удивляет тем, что не торопится отвечать, действительно думает над ответом, немного хмурится, опускает глаза.
- Нет. Тогда не верила, - снова это нервное подергивание плечом. Не быть ей хорошим игроком в покер. – Просто хваталась за все подряд.
- И сейчас тоже не веришь, - это не вопрос – утверждение. И Бэмби с Зарецким не спорит, чем снова меня удивляет.
- Я понимаю, - произносит осторожно, немного комкано, - но не верю. Наверное, для этого нужно какое-то время.
- Ты… Как много ты знаешь о религии, как много читала, слышала?
- Наверное, как все, - Варвара отрывает взгляд от кружки с какао, снова смотрит на Аарона, напряженно и немного настороженно. Ей не нравится этот разговор, мое присутствие, вся ситуация, вопросы Аарона не нравятся больше всего, пожалуй. С каждым следующим она хмурится все сильнее. – Ад, рай, грехи и воздаяние за них. Ангелы, демоны.
Зарецкий чуть дергает уголком губ, рассматривает Бэмби немного снисходительно. Это есть у иных, у всех иных, не только у Зарецкого. Мы все смотрим на людей, как на маленьких детей – с уничижительным снисхождением и завистью. Они счастливы в своем неведении, они беззаботны и полностью свободны. Мы… чаще все-таки нет.
- Знаешь ли ты что-то об Охоте Каина?
Варя хмурится, немного нервно проводит по волосам, приглаживая и без того идеальные пряди. Зарецкий незаметно вздыхает, трет виски короткое мгновение.
- О Дикой Охоте, Кукла?
- Картина, - кивает девушка неуверенно, выплевывает это слово, проглатывая звуки, словно торопится избавиться от него. Она надеется, что это всего лишь картина, хочет верить, что с ней это никак не связано. Напрягается сильнее.
- Почти, - вздох на этот раз заметнее. – Дикая Охота, Кукла, когда-то очень давно состояла из адских всадников и их гончих, когда-то очень давно они поднимались из ада в поисках сбежавших, заблудившихся душ, в поисках грешников. Люди рисовали на домах кресты и оставляли еду на пороге, запирали ставни, затыкали тряпками и ветошью дымоходы, молились, делали все, чтобы гон пронесся мимо.
- При чем тут… Зачем…
Голосок Бэмби дрожит, она все еще сопротивляется, отказывается понимать, не хочет думать. Со мной было хуже, я вышла из себя…
- Охота Каина в самом начале забирала лишь грешников. Ну, или считалось, что так и было, – голос Аарона отгоняет от меня воспоминания, стирает темную комнату и иного, стоящего напротив, нависающего надо мной, цедящего почти те же слова по слогам, речитативом, как заупокойную, - лишь тех, кто предал, попрал Бога, кто сбежал из Ада. Им не было дела до праведников и святош, до обычных людей.
- Андрей, история…
- По крайней мере, план был такой, - обрывает спокойно Варин лепет Аарон. - Единственное, он… немного не удался, Кукла. Охота и ее всадники… тяжело контролировать взбесившуюся, напившуюся крови и криков свору. Тяжело контролировать тех, кто рожден чужими криками, кто вскормлен болью и страданиями, кто жаждет их так же отчаянно, как ты глотка воздуха, кто видит свет звезд и луны лишь короткие два часа.
- Я не понимаю…
- Свора вышла из-под контроля почти сразу же. Они забирали любого, кто попадался им на пути, начали убивать, потом жестоко убивать, потом пытать и убивать. В общем, нужно было что-то менять, - Аарон снова кривится.
- Нет, - мотает Бэмби головой, - не говори…
- На место той давней Охоты Каина пришли собиратели, Кукла. Бывшие люди, бывшие грешники, отлученные от церкви, отвергнутые или отвернувшиеся от Бога, с частью ада внутри. С теми самыми гончими. И они все еще жаждут убивать, терзать и кромсать.
- Я не…
- Ты – собиратель, Кукла, - кривит Аарон губы, щурится. – Ты, по сути, если убрать все лишнее, если не искать красивых слов, не щадить – просто адский пес.
Варя застывает, замирает, бледнеет так стремительно, что, кажется, сейчас упадет в обморок, а потом откидывает голову назад и начинает хохотать. Смеется громко и надрывно, так, что выступают слезы. Ее смех слишком громкий, слишком неприятный, режет по нервам, бьет по ушам. На наш столик начинают коситься. В открытую смотреть не решаются из-за Аарона, но коситься начинают.
А Варя смеется и смеется, судорожно глотая воздух. Все громче и громче.
- Ты передавил, - вздыхаю я, наблюдая за Вариной истерикой.
- Полагаешь? – Зарецкий склоняет голову набок.
А я снова вздыхаю и стискиваю тонкую руку девчонки, стискиваю до боли, до хруста костей, чтобы она пришла в себя.
Не помогает.
- Если вонзить ей в ладонь вилку, - шепчет Аарон, - возможно, она придет в себя быстрее.
Не могу не согласиться… На самом деле, времени для истерики нет, мне еще к Доронину ехать, но… привлекать к Варваре еще большее внимание я не хочу.
- На тебя уже оглядываются, - холодно чеканит Зарецкий, все понимая без слов. Холодно и тихо. И каким-то образом его голос перекрывает громкий хохот девчонки. – Приходи в себя.
Варя продолжает хохотать. Тело трясет, лицо красное, по щекам текут слезы.
- Кукла! – Аарон выпускает часть своего ада, глаза становятся почти черными. Варвара булькает, стоит аду Зарецкого ее коснуться, всхлипывает, давится следующим смешком, а потом, покорная чужой воле, застывает на месте, с громким щелканьем захлопывает рот, как радио, которое просто выключили. Глаза огромные, навыкате, губы дрожат. – Помолчи и послушай, - раздраженно продолжает Зарецкий. Губы Бэмби дрожат сильнее, но ослушаться Аарона, освободиться от его влияния у девчонки не выходит. – Сейчас ты успокоишься, возьмешь себя в руки и будешь просто молча слушать. Поняла?
