А Ляля Сережу защищает. И, защищая, как говорится, былинно срывается с печи.
Конечно, это не придает нашему зоопарку солидности и статуса, что верветки у нас зимой на печке. Но мы это сделали специально.
Чтобы Ляля (а заодно и Сережа) сохранили печной дух. Чтобы огонь не утих и не погас. Чтобы Ляля, как олимпиец олимпийский огонь, печной огонь подхватила.
Потому что в пустых и заброшенных домах мы видели много старых печек. И ведь лежали на них люди когда-то и чувствовали жар от кирпичей. А теперь у нас Ляля с Сережей его чувствуют.
При Ляле о Сереже нельзя сказать вообще ничего плохого, нельзя косо на самодовольного и избалованного всеобщим вниманием Сережу посмотреть. На самом-то деле на Сережу, по Лялиному разумению, вообще нельзя смотреть. Ни одобрительно, что вызывает Лялину жгучую ревность, ни осуждая. Потому что иначе Ляля, как разъяренная рысь, кидается на сетку, тянет драчливо руки, скалит зубы, гримасничает и делает такое скандальное, провоцирующее масштабную ссору выражение лица и глаз: «Что ты сказала? Что ты сказала о Сереже?!»
С того момента, как мы забрали у нее после переезда вещи на карантин, у нее образовалась привычка прижимать все, что дорого, к себе. Ну Сережу Ляля, конечно, к себе не прижимает, но игрушки и миску прижимает. Щепочки сосновые к себе прижимает или фантики.
На карантинный период, я помню, мы у Ляли игрушки отобрали, но потом, разумеется, вернули. Когда вернули, их Ляля придирчиво все-все перебрала. И одеяло с оленями вернули.
Игрушки связывали ее с прежним, в Москве, домом (как цирковое ведро и солененькие крекеры «рыбки» напоминали Тасе о цирке).
«Ты вырастила щипача, а не гуся!»
Сотрудник, ухаживающий за животными в зоопарке, называется легким словом «кипер» (от английского глагола «to keep» — заботиться).
«Ту кип де волк» или «ту кип де лось». Работа необходима и престижна.
Потому что если животное спит или его не видно в вольере, то к киперу, «своему» человеку, кормильцу, оно выйдет точно. И посетители ходят обычно за кипером гурьбой: «Сейчас, сейчас кормить будут! Сейчас увидим!»
Кипер идет по зоопарку, нагруженный судками и увешанный разносолами и кормом, как торговец сушками из книги Гиляровского о Москве начала девятнадцатого века (вспомним, как плюнула сушкой в лицо нам Василиса!)
И если честно, то мне слово «кипер» очень нравится. Оно неуловимо напоминает мне «клипер». Маневренное парусное судно. А кипер — он как раз должен быть как клипер: вертким, и четким, и маневренным.
И я решила, конечно же, тоже, что я кипер (ну и клипер). Не просто, как говорится, и с чего еще старина Даррелл начинал, «человек с совком и метлой» (потому что любой ухаживатель за животными почти всегда совмещает эти две достойные и полезные функции — уборщика по вольерам и кормильца), а именно кипер. Да, я кипер!
А Андрей посмеялся надо мной: «Какой ты, к елкам и соснам, кипер (ну и клипер)?! Вспомни, как Ляля тебе подзатыльники дает!»
И это правда так. Я опоздаю с обедом, и, недовольная моим опозданием, Ляля налетит и как даст мне по шее. Не укусит, а именно хлопнет раздраженно. Да еще и посмотрит свысока, вытянув передо мной свою ногу и перебирая на ней шерстинки: «Ты? Пришла?» После гнева и срыва это снисходительное уже ко мне, что ли, отношение.
Перед тем как вытянуть ногу, оглянется. Немой вопрос или даже приказ в мою сторону: немедленно сейчас оглянуться и проверить, нет туристов?
Ляля любуется своей вытянутой ногой, перебирает на ней внимательно шерсть. Устанет — почешется, зевнет (ведь никого из посетителей нет), а я стою и сметаю со стен паутину.
Мне в совок, если Ляля захочет, она скинет огрызок или мелочь.
Обезьянам часто просовывают сквозь ограждение у нас мелочь, и Ляля смахнет мне ее с полки небрежно. Это я называю «чаевые».
Ляля щедрая. А вот гуси у нас, наоборот, периодически как раз вынимают и тащат бумажные деньги из кармана. Тихонечко, пока ты отвлекся, подойдут и из заднего кармана купюру клювом вытянут. Щупаешь, щупаешь карман, а он уже пустой. Был гусь, который доставал из карманов пятисотки.
Признаюсь, что им как раз оказался мой любимец Хиддинк. Он вырос очень ручной и за нами постоянно ходил.
Допустим, ты с базара приехал и сдачу не выложил еще, он подойдет и вытянет ее из кармана незаметно.
«Ты вырастила щипача, а не гуся!» — ворчал на меня в таких ситуациях Андрей. И похлопывал себя по пустым уже карманам.
Бумажные деньги у нас часто зажевывали в доме попугаи. Бумажные деньги зажевывала, когда жила у нас в доме, косуля наша Луша. Аисты вынимают на улице из кармана на джинсах телефон.
Козлята гуляют свободно по участку и подворовывают еду из сумок у посетителей. Ставят передние копытца на сумки и зажевывают уголки на сумках, смотрят своими раскосыми глазами.
Козлята любят вдобавок, и в этом надо тоже признаться, качаться на качелях.
На сиденье запрыгнут (на доску), копытца расставят для равновесия, качаются.
Верветка Чича и крышка от объектива
Верветка Чича (о ней разговор, и особый, будет чуть попозже) живет у нас дома. И летом гуляет перед домом. Никуда во время прогулки не уходит. Перепрыгивает с ветки на ветку на яблоне, и все. Или качается на лианах винограда.
Объедает груши и вишни. Причем вишни очень часто неспелые, зеленые. Ей не хватает терпенья дождаться, пока они созреют. Она сидит на ветке в зелени листьев и обмусоливает вишневые зеленые ягодки, грызет. Вся шелуха с этих вишен, а мы тоже сидим с ней под вишней, к нам летит за шиворот. И попробуй скажи ей, что вишня не поспела. Чича сделает такую же сулящую нам, видимо, крупные неприятности гримасу, как делает нам это обычно ее мама (а мама у нее наша Ляля).
На шорох разворачивающейся конфетки мгновенно отзовется. На любое шуршание пакета. Как летучая мышь, все услышит и взметнется.
Принюхивается внимательно к нам — к уголкам наших (сомкнутых в этот момент) ртов. Вдруг без нее что-то лакомое съели! Она попытается нам иногда даже губы оттянуть, но рот у нас будет на замке. И все равно мы не выдержим и откроем — рассмеемся.
Чича любуется всегда Вероникиным лицом. Ох как Чича любуется Вероникиным лицом! Она подойдет и похлопает Веронику по лицу. Ей нравятся очень глаза и ресницы Вероники. Она похлопает Веронику по щекам. Она закрывает Веронике своими ладонями глаза и открывает.
Посетители Чичу на прогулке увидят и фотоаппараты расчехляют.
Чича понюхает крышку объектива. Может стащить эту крышку и унести ее в сад и потом выбросить в траву. Мы ходим и посетителям крышки возвращаем.
