Перекрестный допрос позволяет во всей красе продемонстрировать искусство задавать закрытые, наводящие вопросы.
Подорвать доверие к словам свидетеля редко бывает сложно. Судебные разбирательства проводятся по прошествии многих месяцев, лет и даже десятилетий после рассматриваемых в них событий. Кроме того, успевает пройти как минимум несколько месяцев с того момента, как свидетель впервые дал свои письменные показания в полиции. Протокол свидетельских показаний – прекрасный инструмент разрушения доверия к нему. Сам по себе он не является доказательством, так как в уголовном процессе приоритет отдается устным показаниям; свидетель может освежить свои воспоминания, изучив протокол, однако все показания должны быть даны вживую в суде. Если один из сказанных свидетелем ответов будет отличаться от записанного в полицейском протоколе, то это в ваших руках может стать первым наглядным примером того, каким ненадежным данный свидетель является. Если же свидетель, когда адвокат с самодовольной ухмылкой начнет трясти у него перед лицом противоречащим его словам протоколом, тут же скорректирует свои показания, чтобы они соответствовали записанным, то он попросту все выдумывает на ходу. Если он предположит, что записывавший его слова полицейский допустил ошибку (чем в полиции периодически грешат), то свидетелю в театральной манере указывается на его подпись, стоящую на каждой странице протокола, и адвокат с неодобрением в голосе и наивно-праведным видом спрашивает, какую еще информацию в своих письменных показаниях свидетель не удосужился перепроверить.
Наличие нескольких свидетелей открывает широкий потенциал для нестыковок в их показаниях по той простой причине, что у группы добропорядочных свидетелей, честно рассказывающих об увиденном и услышанном, будут совершенно естественным образом расходиться детали их воспоминаний и восприятия. Всегда найдется что-то, что адвокат может представить как «доказательство» их ненадежности. Миша и Тамара обе сказали, что впервые заговорили друг с другом о сексуальном насилии со стороны отца два года назад, примерно за полгода до того, как приняли решение обратиться в полицию. Когда показания этих двух плохо образованных, психологически уязвимых женщин неизбежно разошлись относительно конкретных сказанных слов, точной даты, времени и событий того дня, то мы с гордостью окрестили это доказательством того, что они все придумали. Их показания отличались по той простой причине, что они запутались в собственной лжи. Когда же их слова пугающе совпадали, то все дело было в том, что они попросту сговорились.
У группы свидетелей, честно рассказывающих об увиденном и услышанном, будут совершенно естественным образом расходиться детали их воспоминаний и восприятия.
Когда есть возможность добавить в свой арсенал конкретные примеры ненадежности и лжи, которых у нас было предостаточно, то они тоже охотно идут в дело. Особенно если, как это было в случае с Тамарой, свидетеля уже ловили на лжи в данных полиции показаниях. Несколько лет назад она сказала психологу, что собирается «здорово отыграться» на Джее. В каком именно контексте это было сказано, было неясно, однако из записей было установлено, что Тамара использовала именно эти самые слова, и даже психолог это подтвердил. Обвинение с этим фактом согласилось. Это идеальным образом ложилось в нашу теорию злонамеренной жалобы, хотя, используя это, мы и рисковали, что обвинение представит эти слова как естественный гнев девочки, чей отец-узурпатор лишил ее детства. Тамара же, вместо того чтобы так все и объяснить, когда подобный вопрос всплыл в ходе перекрестного допроса, стала отрицать, что вообще когда-либо подобное говорила. Она соврала. Джордж тем самым смог показать ей, а также присяжным в своей заключительной речи, что это была ложь, изобличавшая ложь и во всем остальном. Это была лишь верхушка айсберга. Одна доказанная ложь – ложь, сказанная под присягой, господа присяжные, – которая бросает тень сомнения на все, что она вам сказала. Помните, когда будете обсуждать ее слезное видеоинтервью полиции (а именно таким образом основные свидетельские показания и представляются в суде в делах о сексуальном насилии) и обдумывать ту истерику, которую она «убедительно» закатила, когда ее показания были поставлены под сомнение, что эта девочка – известная обманщица. Так что, дамы и господа, будьте добры оценивать все ее показания, имея это в виду.
По окончании дачи свидетельских показаний в суде, если перекрестный допрос увенчался успехом, присяжные должны поставить под сомнение все, что касается свидетеля, за исключением той информации, которую вам бы хотелось, чтобы они приняли. Если доверию к свидетелю был нанесен достаточный урон, то есть возможность отвлечь присяжных от того, что на первый взгляд является полностью связанным и крайне убедительным описанием на самом деле случившегося события.
Исключение доказательств
Конечно, можно и вовсе избежать необходимости ставить под сомнение способные доставить неприятности показания защиты или пытаться выставить их в выгодном для себя свете, если они попросту не будут представлены перед присяжными. Одной из уникальных особенностей, отличающих состязательную модель судопроизводства в рамках общего права от следственной модели континентального права, является то, сколько усилий мы прилагаем, чтобы люди, перед которыми ставится задача установления фактов, не были в курсе всех известных фактов по делу.
Правила доказывания в уголовном процессе крайне запутанные. Как и в случае с самим по себе состязательным форматом, они формировались постепенно, начиная с восемнадцатого века, когда барристеры, чье участие в процессе ограничивалось «вопросами права», расширяли свою роль, находя все новые и более изощренные способы перейти границы дозволенного. По своей сути правила доказывания стремятся ограничить представляемую на рассмотрение присяжных (или магистратов) информацию только той, что имеет прямое отношение к рассматриваемому вопросу. Нет никакого толка в том, чтобы тратить время суда, заваливая присяжных лишней информацией. Кроме того, закон в ходе эволюции взял на себя роль «фильтра качества», дающую ему право исключать доказательства, которые, может, и имеют отношение к делу, однако которые в соответствии с принятыми правилами нельзя доверить присяжным.
Некоторые из таких правил призваны исключить доказательства низкого качества – например, правило против использования слухов. Проще говоря, сделанные вне суда утверждения не допускаются в качестве доказательства их правдивости, за исключением строго определенных обстоятельств. Таким образом, если Джо скажет полицейскому, что видела, как Джим ударил ножом Фреда, то Джо придется явиться в суд и дать эти показания под присягой. Ни его письменные показания, ни показания полицейского о том, что сказал ему Джо, не могут быть использованы вместо этого. Логика подобного принципа в том, что источник слуха нельзя призвать к ответу напрямую, так что показания «из вторых рук» более ненадежны. Но не всегда. Таким образом, из-за подобных утвержденных законом исключений доказательства, потенциально достоверные и важные для принятия решения по делу, могут быть не представлены присяжным по решению суда.
