Как послушная кукла, она встала и пошла за мной на кухню.
Я взял поднос, стаканы, кусочки льда и пару бутылок. И, только что не подталкивая ее перед собой, повел обратно в комнату. Она снова села на диван, на то самое место, где сидела прежде, и опять застыла без движения.
Я налил ей неразбавленного виски. Она проглотила его, не поморщившись. И снова я пожалел, что рядом нет Кристиана.
Она сидела не шевелясь и не глядя на меня. Руки неподвижно лежали на коленях.
— Карен, — опять заговорил я. — Разве ты не можешь попросить нужные тебе деньги у Эрика?
— Эрик скупой, — сказала она.
Она все так же смотрела в пространство остановившимся взглядом.
— Ты не должна так говорить, Карен, — возразил я. — Уверен, ты всегда имела все, что тебе хотелось. У Эрика уйма денег, и вряд ли он тебе в чем-нибудь отказывает.
— В повседневных расходах нет. Но я никогда не просила ни о чем, что выходит за рамки повседневного. Вещи меня не интересуют. И украшения тоже.
Я посмотрел на ее простое темное льняное платье с квадратным вырезом.
— Ты продала свои жемчуга?
— Да.
— И деньги отдала П. М. Хорге? И собираешься продолжать давать ему деньги?
— Да.
Мне самому чертовски захотелось хлебнуть неразбавленного виски. Но я воздержался.
— Карен! Выслушай меня! Пожалуйста, выслушай. Ты знаешь, ради тебя я готов сделать все что угодно, ты ведь знаешь, я всегда любил тебя. Но я не могу смотреть, как ты себя губишь. Какая такая беда стряслась, что Уж… то есть П. М. Хорге может тебя шантажировать? За себя ведь ты не боишься, ты никогда.
— Нет, — сказала она. — За себя я не боюсь.
— Значит, ты кого-то покрываешь, Карен. Если ты объяснишь мне, в чем дело, обещаю тебе, что никому не расскажу.
— Ты не сможешь. Ты будешь считать, что твой долг — рассказать инспектору Халлу.
Она говорила со мной, как с малым ребенком, который никак не может уразуметь то, что на самом деле так ясно и просто. И все это время лицо ее оставалось белым как мел, а в широко раскрытых глазах застыл страх.
Зазвонил телефон.
Я почувствовал едва ли не облегчение. И слегка передвинулся, чтобы дотянуться до трубки.
— Мартин, это Лиза. Могу я зайти к тебе, чтобы поговорить? Это очень важно.
— Сейчас я занят, — ответил я. — Может быть, позднее. Я тебе перезвоню.
И положил трубку.
— Это Лиза, — объяснил я.
Эти два слова произвели поразительное действие. Кровь прихлынула к щекам Карен, а широко открытые глаза, смотревшие в пространство, сузились в щелочки.
— Лиза. — сказала она. — Ненавижу — убила бы ее.
— Карен, — повторил я в сотый раз, — ты не должна твердить, что хочешь кого-то убить. Особенно теперь. Тебя или арестуют за убийство, или упрячут в сумасшедший дом.
И вдруг она отвернулась, прижалась лицом к спинке дивана и заплакала.
Слава богу, наконец-то реакция, которую я узнаю и понимаю. Я подсел к ней поближе и обнял ее.
Она плакала неудержимо, она всхлипывала и уронила голову мне на плечо. Немного погодя она пошарила рукой по моему пиджаку, вытащила носовой платок и высморкалась. Потом выпрямилась. И так и сидела, теребя уголок моего носового платка. Я опять пересел на стул.
— Прости меня, Мартин. Ты прав, я сегодня не в себе. Но это пройдет. Не беспокойся обо мне.
Она меня не убедила. Совсем не убедила.
— Хорошо, что я смогла поговорить с тобой, — продолжала она. По правде сказать, говорила она не очень много, беседу почти все время поддерживал я один.
— Я стала очень нервная, Мартин, сам знаешь, эта история со Свеном.
То, что случилось, непостижимо — я так любила Свена.
Она избегала главного. Но так легко она от меня не отвертится.
— А как ты собираешься поступить с П. М. Хорге? — спросил я.
Тут она в первый раз улыбнулась.
— Не принимай всерьез то, что я сказала, Мартин. Все это не так опасно, как кажется. С ним я все улажу.
Поворот на сто восемьдесят градусов.
— Мартин, садись поближе, — она похлопала по дивану рядом с собой. Я опять пересел на диван.
Она обняла меня за шею и прижалась головой к моему плечу. В другое время я отдал бы все на свете ради того, чтобы она прижалась ко мне, — никогда прежде она этого не делала. Но я человек подозрительный — думаю, меня провести труднее, чем других мужчин. Недаром я много лет подряд ежедневно общаюсь в школе с маленькими женщинами — я знаю, какими очаровательными они становятся, когда хотят чего-нибудь добиться.
— Мартин, — повторила она, — забудь обо всем. И обещай, что никому ничего не расскажешь. Обещаешь, Мартин? Тогда и я обещаю тебе, что все уладится лучшим образом.
Я не ответил. Она поставила меня в труднейшее положение.
— Мартин, я знаю, ты считаешь, что должен рассказать обо всем инспектору Халлу и Эрику.
Но если я пообещаю тебе, что все уладится в течение двух недель. Можешь ты подождать две недели, Мартин? И тогда я сама все расскажу Эрику, а ты можешь рассказать инспектору Халлу. Обещаешь, Мартин? Потому что если ты не.
Она чмокнула меня в щеку. Я сидел как истукан.
— Обещаешь, Мартин?
— Хорошо, Карен, но только две недели.
Она нашарила свою сумочку. Извлекла из нее пудреницу и напудрилась. Мои ноздри защекотал легкий запах гардении. Я вспомнил о солнечных лучах. Она встала.
— Ты закажешь мне такси, Мартин?
— Нет, — сказал я. — Я сам отвезу тебя домой. Я хочу быть уверен, что ты отправилась прямехонько к Эрику.
В машине она непринужденно болтала о пустяках. Глядя на нее, невозможно было представить, что она способна потерять самообладание. Если бы я не видел собственными глазами, я бы никогда в это не поверил.
— Я могу захватить с собой Лизу, — сказал я, высадив ее у ворот. — Она хотела поговорить со мной.
— Лиза здесь больше не живет, — совершенно спокойно заявила Карен.
Мне начали надоедать женские фокусы.
— По крайней мере два часа назад она здесь жила, — сказал я.
— Ты совершенно прав, милый Мартин. Но права и я: она здесь больше не живет. Я вышвырнула ее вон. Спокойной ночи, Мартин.
Я развернул машину и рванул с места так, что из-под колес полетел гравий. Впервые в жизни я рассердился на Карен.
Немного остыв, я сообразил, что даже не знаю, где живет Лиза. Раньше она снимала какую-то квартирку, но после смерти Свена перебралась к Карен и Эрику. Придется ехать домой и ждать ее звонка.
