Протестующие заручились поддержкой джентльменов
[23] и отвели им, добровольно или вынужденно, руководящую роль, чтобы придать восстанию более законную форму. Несмотря на это, когда толпа сдернула с лошади и убила канцлера Линкольна, науськиваемая криками священников «Смерть ему! Смерть ему!», дело приняло куда более серьезный оборот. Поступил сигнал к всеобщему вооружению, и вдоль южного берега Хамбера сторожевые зажгли маяки. Народ Йоркшира увидел эти огни и догадался об их значении. Большая армия из десяти тысяч человек, отрядами прибывших из различных уголков Линкольншира, собралась на Хэмблтон-Хилл. Она набирала силу, и сообщалось, что двадцать тысяч повстанцев пошли в наступление на сам Линкольн.
При дворе, разумеется, знали об этих событиях, и Генрих, призвав герцога Норфолка, поручил ему возглавить войско для борьбы с мятежниками. Шаткость положения была такова, что король забрал к себе в Уайтхолл двух дочерей, Марию и Елизавету, и приказал стянуть подкрепления к лондонскому Тауэру. Существовала вероятность, что вся страна может ополчиться против него. Неужели он просчитался в своей религиозной политике? Стивен Гардинер, тогдашний епископ Винчестерский, впоследствии вспоминал, что «когда во время правления Генриха VIII на севере разгорелись волнения, король, несомненно, был намерен вернуть право верховной власти папе римскому, однако время для этого еще не пришло». До слуха Кромвеля и монарха доходили разные толки. Подмастерья уходили от своих мастеров. Города стояли без защиты. Землевладельцы восставали против своих господ. Около сорока тысяч человек примкнули к наступавшим. Король собрал вокруг себя пятнадцать советников.
Когда бунтовщики прибыли в Линкольн, джентльмены размещались в соборе неподалеку; здание капитула стало местом их собраний. К этому времени слуги Генриха мобилизовали множество всадников, а в Ноттингем, Хантингдон и Стамфорд стянулись отряды королевских войск. Мятежники намеревались затеять битву и требовали, чтобы джентльмены возглавили ополчение. Этим ознаменовалось начало гражданской войны, религиозной войны, которая могла полностью уничтожить страну. Сообщалось, что «все джентльмены и честные йомены королевства устали от такого положения дел и сочувствуют народу, однако не осмеливаются высказать свое мнение в страхе за жизнь». В каком-то смысле простолюдины держали их теперь в заложниках.
Они отправили послание королю с просьбой о помиловании, после чего вышли из собора и отправились к раскинувшимся за городом полям, где их ожидал народ; они сообщили присутствующим, что не пойдут с ними дальше, а останутся ждать ответа от короля. Мятежники, ошеломленные этой новостью, стали опасаться полного краха своих планов. Многие разошлись по своим деревням — по свидетельствам, почти половина всего ополчения покинула Линкольн. В город прибыл королевский глашатай с требованием сдаться, и, перед лицом королевской власти, бунтари разбрелись в разные стороны. Ответ Генриха на петицию народа звучал демонстративно дерзко. «Какое нахальство слышать от вас, неотесанных простолюдинов одного графства, — написал он в запальчивости, отбросив всю дипломатичность, — одних из самых отъявленных варваров и каналий в королевстве… роптания на вашего Государя?» Большей части мятежников было даровано помилование, и лишь нескольких местных главарей вздернули на виселице. Аббатов Киркстеда и Барлингса казнили за участие в разжигании волнений. Бунт продлился две недели.
Впрочем, потухший мятеж в Линкольншире стал лишь прелюдией к куда более масштабным и опасным брожениям в других уголках страны. «Беда сия по-прежнему тяготеет над нами, словно лихорадка, — писал один из королевских служащих Кромвелю, — один день все хорошо, другой день все плохо». Народ Йоркшира видел зажженные маяки по ту сторону Хамбера и с энтузиазмом поднял повстанческие знамена. «Не случись восстания в Линкольншире, — говорил впоследствии Кромвелю один из членов королевской комиссии, — не восстал бы и народ на севере». Мятеж на востоке Йоркшира стал, по сути, перемещением зародившегося восстания на север, однако в этот раз он проходил более организованно. Монастыри играли важную роль в жизни йоркширцев, и упразднение небольших обителей вызвало всенародное осуждение.
Восстание под номинальным предводительством дворянина Роберта Аска началось со звоном колоколов в Беверли; манифест призывал всех дать клятву верности Богу, королю, народу и святой церкви. Епископы и аристократы, разумеется, не упоминались, поскольку, согласно широко распространенному мнению, своими «нечестивыми внушениями» они сбили монарха с пути истинного. Король, простой народ и церковь — вот краеугольный камень, на котором, как считалось, зиждется Англия. Так или иначе, ничто не могло навредить Генриху; это расценивалось бы как измена.
В народе восстание получило известность как Благодатное паломничество. Его символом стала эмблема или знамя с изображением пяти святых ран Иисуса Христа, полученных во время распятия. Это вполне может служить доказательством того, что мятежники в своем большинстве устроили религиозный протест. Их требования включали возвращение «прежней веры» и возрождение монастырей; любопытно, что еще одним требованием стало «вновь признать принцессу Марию законнорожденной дочерью и аннулировать прежний правовой акт [о ее незаконнорожденности]». Марию, таким образом, воспринимали как неофициального представителя ортодоксального католического движения.
Услышав раздавшийся в обратном порядке перезвон колоколов в Беверли, жители собрались на полях и под руководством Аска условились встретиться в Вествуд-Грин в полном вооружении; все графство поднялось на призыв, и Аск опубликовал декларацию, обязывающую «всякого человека хранить верность потомству короля и благородству крови и охранять Божью церковь от расхищений». Лорда Томаса Дарси, королевского распорядителя в Йоркшире, уведомили о неких «умалишенных», подстрекавших к восстанию в Нортумберленде, Денте, Седберге и Уэнслидейле; он тотчас поехал в замок Понтефракт, а сына отправил к королевскому двору в Уайтхолл. Восстаниями на севере Йоркшира и в графстве Дарем руководил Капитан Нужда — скорее некая идея, чем конкретное лицо. Представляется, что население этих регионов, а с ними и жителей Камберленда и Уэстморленда сельскохозяйственные и экономические вопросы заботили не меньше, чем религиозные. В Камберленде четыре «капитана» — Вера, Нужда, Жалость и Сострадание — прошествовали торжественной процессией вокруг церкви в Бурге, после чего приняли участие в Божественной литургии.
К середине октября паломники Роберта Аска намеревались начать наступление на Йорк. Других ополченцев стянули для осады Халла, торгового конкурента Беверли, который в скором времени пал без сопротивления. Дарси отправил Генриху послание с просьбой выслать деньги и оружие, чтобы спасти королевские сокровища в Йорке. 15 октября Аск вместе с ополчением в двадцать тысяч человек подступил к городской заставе и издал прокламацию, в которой заявлял, что враждебные королю злоумышленники стоят за всеми нововведениями, «противоречащими святой вере», и намереваются «осквернить и разграбить дочиста все государство». Это была аллюзия на ликвидацию малых монастырей и опасения за судьбу приходских церквей; однако в ней содержалась отсылка к налоговому бремени, лежащему на плечах народа.
