— Так запомни ж ответ свой — ибо будешь ты осужден словами самого Христа. Hoc est enim corpus meum. Сие есть тело мое
[30].
Допрос продолжался пять часов.
— Будешь ли ты жить или примешь смерть свою? — спросил король обвиняемого в конце судебного заседания. — У тебя еще есть выбор.
— Я вверяю душу свою Господу и тело свое милости короля.
— В таком случае ты должен умереть. Я не стану защищать еретиков.
Через шесть дней Ламберта казнили в Смитфилде. Пламя костра сожгло его бедра и ноги, однако стража подняла его еще живого на алебарды и бросила в огонь. «Никто, кроме Христа! — прокричал он. — Никто, кроме Христа!» — и испустил дух.
Из другой страны прибыл очередной религиозный посланник. Английский кардинал Реджинальд Поул был отправлен Римом в качестве папского легата, однако король, услыхав о его миссии, по понятным причинам отказался пускать его в страну, окружив его шпионами и наемными убийцами. Сам Генрих отправил письмо Карлу V, предупреждая его о том, что кардинал жаждет посеять вражду между государствами; нравом он «столь злоехиден, что не способен ни на одно благое дело, но будет рыдать крокодиловыми слезами, изливая яд своей змеиной натуры».
Получив известие о прибытии кардинала во Францию, Генрих написал своему послу: «Мы будем очень рады, если вышеупомянутого Поула свяжут и препроводят в Кале»; самого Поула проинформировали, что сто тысяч золотых монет получит тот, кто доставит его в Англию живым или мертвым. Посланник остался в живых, но вернулся в Рим с проваленной миссией.
Король затеял судебный процесс против членов семьи Поула. «Какая досада, — писал Кромвель, — что из-за безрассудного поступка одного умалишенного Поула, или, лучше сказать, одного безмозглого дурака, должна страдать столь почтенная семья». Поул происходил из выдающегося рода, восходящего к династии Плантагенетов; его мать, Маргарет Поул, графиня Солсбери, была дочерью герцога Кларенса, которого, по расхожему мнению, утопили в Тауэре в бочке с мальвазией по приказу Эдуарда IV. Одной их родословной было достаточно, чтобы кардинал и его родственники оказались под серьезным подозрением. То обстоятельство, что они ратовали за сохранение старой веры, лишь усугубляло рискованность их положения. Сами они прекрасно осознавали эту опасность и всячески пытались избегать друг друга на публике, боясь предполагаемого заговора. Однако настоящей причиной их гибели стал открытый мятеж Реджинальда Поула.
Младшего брата кардинала, сэра Джеффри Поула, арестовали и допросили; будучи человеком неустойчивой психики, он сдался при первом же нажиме. Он рассказал все, что знал о делах своей семьи, — возможно, приукрасив между делом некоторые детали. В результате другой его брат, Генрих, лорд Монтегю, был задержан вместе с его кузеном маркизом Эксетером. Джеффри Поул попытался задушить себя подушкой в собственной тюремной камере в Тауэре. Саму Маргарет Поул вызвали на допрос, где она яростно отрицала все выдвигаемые против нее обвинения. «Никому прежде, — признался допрашивающий, — не приходилось иметь дело с подобной особой, какая попалась нам; это скорее сильный и непреклонный мужчина, нежели женщина». В конце концов ее заточили в тюрьму и предали казни.
Восходя на эшафот, она сказала палачу, что отказывается класть голову на плаху, ибо ее не удостоили надлежащим судебным разбирательством. Когда ее все же насильно склонили над колодой, палач — по всей видимости, не слишком опытный в своем деле — молотил по ее голове и шее несколько минут. В конце концов утомительный труд увенчался успехом: голова слетела с плеч. Услышав о смерти матери, кардинал Поул заявил: «Теперь я сын святой мученицы. — И продолжил в том же духе: — Возрадуемся же, — сказал он. — Отныне на небесах стало на одного святого покровителя больше».
Джеффри Поул засвидетельствовал слова, произнесенные некогда лордом Монтегю, который сказал, что короля «однажды настигнет внезапная кончина — его нога станет причиной смерти, — и вот тогда все мы будем ликовать». Монтегю опасался, что, когда наступит «светопреставление», в мире не останется «порядочных людей». Он заявил: «Я верю, что когда-нибудь над всеми этими проходимцами, что правят подле короля, свершится справедливый суд; я верю, что однажды наступит лучшая пора». Выражение «лучшая пора» — трюизм тех времен — обладало разным смыслом, в зависимости от того, что под ним понимал говорящий. Подобных эпизодов было не сосчитать. Обнаружилось, что Поул поддерживал связь со своим братом, жившим по ту сторону Ла-Манша, и даже предупредил его об угрожавшей опасности. В то время полагали, что за всем этим стоят католики, замышляющие серьезный заговор с целью свергнуть короля, однако, вероятнее всего, это были лишь единичные роптания одной недовольной — хоть и авторитетной — семьи. Несмотря на это, король вряд ли бы стал смотреть сквозь пальцы на любые проявления несогласия с его религиозной политикой. Если правитель не чувствует себя в безопасности, то опасность грозит всем. Монтегю и Эксетера приговорили к смерти и вздернули на виселице как предателей. В журнале ордена Подвязки напротив их имен записали: Vah, proditor! («О, предатель!»). Сына Эксетера, Эдуарда Куртене, заточили в Тауэр, где он провел следующие пятнадцать лет. Его освободили лишь тогда, когда на престол взошла Мария. Таков был способ борьбы с потенциальными претендентами на королевский трон.
Как бы то ни было, династическим амбициям Генриха уже ничто не угрожало. К весне 1537 года новая жена короля была на сносях, а 12 октября на свет появился здоровый мальчик. Наследника назвали Эдуардом в честь святого Эдуарда Исповедника, в день которого он родился. Род королей продолжался. Сама Джейн Сеймур, однако, заболела родильной горячкой, возможно от родовой раны, и через двенадцать дней скончалась
[31]. Ей было двадцать девять лет.
12 ноября, после почти трехнедельного официального траура, ее тело захоронили в часовне Святого Георга в Виндзоре. По приказу короля в лондонских церквях отслужили двенадцать тысяч месс, молясь за упокой ее души, — поразительный пример верности Генриха догматам и ритуалам старой церкви. Король был облачен в пурпур, цвет королевской скорби; на леди Марии были черные одеяния и белый головной убор, в знак того, что королева умерла при родах. В Бэл-Инн на Тауэр-Хилл арестовали одного мужчину, пророчествовавшего, что наследный принц «станет таким же великим убийцей, как и его отец», поскольку, не успев родиться на свет, он уже умертвил собственную мать.
