Этот закон разработал Томас Кранмер при участии епископов, а свобода дебатов между старшим духовенством в палате лордов означала, что его принятие не обошлось без серьезной оппозиции. Один из современников писал, что «вопрос благословенной плоти и крови Иисуса Христа вызвал серьезные разногласия. Надеюсь, его решат наилучшим образом, помоги им Святой Дух». Однако Святой Дух не вмешался, и, хотя закон все же был принят, восемь из восемнадцати присутствовавших епископов проголосовали против.
В ходе общего обсуждения Томас Кранмер уверял: «Суть нашей веры — верить, что Он не в хлебе и вине, а на небесах». Кранмер отрицал доктрину пресуществления, а следовательно, настаивал на исключительно духовном присутствии Христа в Святых Дарах, определявшемся верой принимавшего их человека. Ни Библия, ни Святые Отцы никогда не упоминали эту доктрину; Томас Кранмер считал пресуществление изобретением Антихриста и его наследника, папы Григория VII, в чье правление в конце XI века она и была введена. Однако более консервативные епископы, в свою очередь, осудили мнение Кранмера как ересь. Один из реформаторов, Петр Мартир Вермильи, в то время писал: «Вопрос причащения влечет за собой такой раздор, что о нем говорят на каждом углу; в палате лордов епископы спорят о нем каждый день с таким жаром, какого еще не слыхивали, а члены палаты общин толпятся на галереях, чтобы послушать обсуждение». То были дни, когда принципы религии обсуждались с той же готовностью, как сегодня — принципы политики и экономики.
Книга общих молитв в новой редакции используется до сих пор. Она объединяет в себе требник, богослужебник и описание обряда литургии. В свое время эта книга служила для англиканской церкви источником сил и единства, однако, как все великие революционные издания, на момент публикации она вызвала яростные споры. Эта богослужебная книга была написана торжественным и изысканным языком, который мы можем рассмотреть на одном примере. В средневековом обряде венчания невеста клялась быть «опытной и покорной и в постели, и за накрытым столом». В этой фразе слышна приятная аллитерация древнего языка
[48]. Теперь же новобрачных просили «любить и чтить» друг друга «в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и во здравии».
Еще одно основополагающее изменение стало очевидно в новом англоязычном тексте. «Посему, о Господи, Отче Небесный, сообразно закону горячо любимого Сына Твоего, Спасителя нашего Иисуса Христа, мы, смиренные слуги Твои, сими Дарами Святыми возвеличиваем и творим пред лицем Твоим воспоминание, заповеданное нам Сыном Твоим: воспоминаем святые Страсти Христовы, великое Воскресение и чудесное Вознесение». То, что ранее считалось «священной жертвой», стало теперь «воспоминанием». Распятие Христово вспоминали, а не повторяли или воспроизводили.
В результате все наиболее мистические обряды из причастия исключили. Не было больше «перекладывания книги с одного места на другое; положения или целования потира… не подносили больше соединенные пальцы или ладони к вискам; не дышали на гостии или потир»; никакого таинственного шепота и внезапных поворотов корпуса. Здание театра благочестия начали разбирать. В кульминационный момент драмы гостии и потир больше не поднимали; поклонение Святым Дарам урезали как аналог идолопоклонства. Жертва больше не упоминалась, а священнослужителю, которого уже не называли священником, предписывалось просто поместить хлеб и вино на алтарь. Таким образом, причастие было лишено ореола таинственности.
По прежним правилам проведения службы в момент поднятия гостий священник должен был символично повернуться лицом на восток, в направлении Голгофы, спиной к прихожанам, словно бы вкушая Святые Дары; именно с востока должен прийти Христос в день Страшного суда. Теперь священнослужителю полагалось стоять с северной стороны стола для причастия лицом к людям. Богатые облачения прошлого были теперь под запретом, и священнослужитель мог носить лишь белый стихарь. Из Книги молитв изъяли традиционный календарь с днями святых, празднование которых теперь считалось чистым суеверием.
Что, однако, более важно — теперь службы проводились на английском, а не на латыни. Кто-то из прихожан высказал ставшее впоследствии популярной жалобой мнение о том, что английский язык не может передать таинство причащения и службы лучше проводить на языке, которого прихожане не понимают. Так месса приобретает магический оттенок как ритуальное произнесение заклинаний. Прежние службы люди читали нараспев и заучивали на протяжении десяти веков. Слова гимнов и псалмов, сам чин причастия стали частью народной памяти. А теперь один-единственный закон парламента их уничтожал. Все эти изменения знаменовали решительный перелом в мире средневекового католичества.
Всякий священнослужитель, который отказывался использовать новую книгу, подлежал шестимесячному аресту и лишался поста; любое третье нарушение каралось пожизненным заключением. То был поистине закон о «единообразии». Однако если герцог Сомерсет и Томас Кранмер надеялись таким образом подавить сопротивление, их ждало скорое разочарование. В графствах на западе страны такой разрыв с традиционными практиками вызвал бурю протеста. Новый молитвенник и порядок службы должны были ввести в употребление на Троицын день, 9 июня 1549 года. Но в приходе Сампфорд-Кортни графства Девон эти нововведения приняли более чем холодно. На следующий день прихожане обратились к своему священнику и спросили, какую службу он собирается провести, нового или старого образца. Нового, ответил тот. Однако люди заявили, что и слышать ничего не хотят, кроме «старой, древней религии».
Священник согласился выполнить их просьбу не без некоторой готовности. Отправившись с народом в церковь, он облачился в традиционное одеяние и отслужил мессу на латыни, со всеми запрещенными обрядами. Вести об этом событии разлетелись из Сампфорд-Кортни по всему Девону и Корнуоллу. Чтобы оповестить всех о благой вести, звонили в колокола. Требовали «повесить прежние Святые Дары над алтарем и поклониться им, а кто не поклонится, пусть умрет как последний еретик». Добавляли: «Мы не принимаем ни новой службы, ни Библии на английском». Эти события стали началом Восстания книги молитв. Недовольство на почве религии переросло в общественный ропот, усугублявшийся общими экономическими тяготами. Мир начал переворачиваться с ног на голову:
Когда крапивник острый нож на журавля наточит,
А на пригорке воробей построить церковь хочет;
Когда мышам внезапно кот на верность присягает…
[49]
Пожалуй, восстания следовало ожидать. Один реформатор делился со своим коллегой с континента наблюдением о том, что «значительная часть населения страны — настоящие паписты». Другой реформатор, Мартин Буцер, писал в родной город Страсбург, что «изменения проводятся в основном с помощью указов, которым большинство подчиняется с огромным неудовольствием». Это и стало главной причиной восстания; лондонский парламент навязывал народу свои нововведения. Как отмечал Мартин Буцер позже, «из тех, кто посвятил себя службе религии, лишь небольшому числу удалось истинно привязаться к царству Христову».
