Джейн Грей приходилась правнучкой Генриху VII по линии его младшей дочери Марии и была третьей в очереди на престол после леди Марии и Елизаветы; для герцога Нортумберленда ее кандидатура имела еще одно неоценимое преимущество: Джейн приходилась ему невесткой. Он была пылкой сторонницей Реформации с безупречными религиозными воззрениями. Однажды Джейн спросила одну из служанок леди Марии, почему она приседает перед Святыми Дарами. «Я приседаю перед Тем, Который меня сотворил». — «Но разве эти гостии не дело рук пекаря?» Своему учителю Джейн заявила, что для нее «было бы позором следовать миледи Марии, нарушая слово Господне». Джейн Грей была определенно новой веры и обладала глубокими познаниями. Когда учитель Елизаветы Роджер Ашем однажды посетил ее, то обнаружил девушку за чтением платоновского «Федона». Он спросил, почему она не стреляет оленей в парке вместе со своей семьей. «По моему мнению, — ответила Джейн, — все их развлечения в парке способны доставить лишь тень того удовольствия, что я нахожу в чтении Платона». Она стала бы просто идеальной королевой, особенно находясь под отеческим надзором самого герцога.
Итак, Эдуард и герцог Нортумберленд, предположительно работая заодно, составили новое завещание. Мария и Елизавета вновь объявлялись незаконнорожденными, что, таким образом, лишало их прав на английский престол. В конце мая юный король подготовил «свой проект престолонаследия». Вначале он написал, что корона должна перейти к «наследникам леди Джейн мужеского пола», в надежде прожить достаточно долго, чтобы увидеть плоды ее брака; на данном этапе он еще не мог представить себе правление королевы. Затем, примерно три недели спустя, он стер эти слова и на их место вставил «леди Джейн и ее наследникам мужеского пола». Вероятно, у короля наступило ухудшение. В любом случае ему, должно быть, дали понять, что он может не выжить.
Многие из членов тайного совета выступили против этого проекта, считая, что несовершеннолетний король не вправе отменять закон парламента. В королевский дворец в Гринвиче вызвали судей, которые, выслушав предложение Эдуарда, единодушно заявили, что оно противоречит закону. Король отвечал им с пренебрежением и остался непреклонен. Судьи попросили отсрочку. Вернувшись в совет два дня спустя, они объявили, что позволение изменить порядок престолонаследования повлечет за собой обвинение в государственной измене.
Герцог Нортумберленд отсутствовал, когда прибыли судьи, однако, услышав их вердикт, «ворвался в комнату, пылая от гнева и трясясь от ярости… и заявил, что готов вступить в поединок с любым участником ссоры и драться голыми руками, в одном белье». Судьи покинули помещение. На следующий день они вернулись по срочному вызову, и их провели к постели короля. Эдуард встретил посетителей «резкими словами, а лицо его выражало раздражение». «Почему вы не повинуетесь моей воле? Я хочу, чтобы вы исполнили все немедленно!» Королевские советники молчали. Судьи были явно напуганы. Единственное, о чем они попросили, — зафиксировать свои распоряжения в письменном виде и получить помилование, в случае если их согласие будет впоследствии признано преступным. Они доказывали друг другу, что выполнение приказаний своего монарха не может считаться государственной изменой. Итак, это свершилось. Выдающиеся лица королевства все-таки подписали документ, лишавший леди Марию прав на престол.
То были последние дни юного короля. 1 июля Эдуарда показали толпе из окна дворца, вероятно, чтобы опровергнуть слухи о его смерти; однако он выглядел «столь слабым и истощенным», что его появление едва ли обнадежило кого-то из зрителей. Когда толпа собралась и на следующий день в надежде вновь увидеть короля, вышел один из придворных, объявивший, что «воздух был слишком холоден».
Во дворец вызвали профессора медицины из Оксфорда, а также «знахарку», которая посоветовала воспользоваться целительной силой некой таинственной жидкости. Их допустили к больному со строгим условием: никому не рассказывать об истинном состоянии короля. В Тауэре удвоили охрану, и по городу мигом разлетелись нелепые слухи о неминуемой угрозе. Послу Священной Римской империи рассказывали, что отряд из пятисот воинов был отправлен в Хартфордшир, чтобы окружить Хансдон, особняк леди Марии, и схватить ее. Далее посол сообщал, что принцессу собирались отвезти в Тауэр под предлогом подготовки к коронации и заточить там на неопределенный срок. Герцог Нортумберленд вместе со своими соратниками скупал все доступное в Лондоне вооружение, а на Темзе корабли готовились к выходу в море. Предлагалось, чтобы церковные проповедники под надзором герцога Нортумберленда объявили со своих кафедр о том, что Мария является незаконнорожденной. Ходили слухи, что герцог готов отдать Англию французам в обмен на помощь короля Франции. Пожалуй, слухи были сильно преувеличены. Хотя вероятно, что герцог Нортумберленд заключил соглашение об использовании французских войск в том случае, если в Англии разгорится восстание. В любом случае Генрих II, король Франции, ни за что не пожелал бы, чтобы двоюродная сестра его соперника Карла V взошла на английский престол.
6 июля Эдуард скончался. Согласно одной популярной брошюре, или «информационному листку», между восемью и девятью часами вечера король прошептал свою последнюю молитву: «Господи Владыко, избавь меня от этой жалкой жизни и дай место среди избранных Тобою…» Несомненно, это лишь благочестивая фантазия автора, заявлявшего, как он своими глазами видел, что Эдуард скончался истинным кальвинистом. С осторожностью следует относиться и к другому свидетельству. Согласно этой версии, умирающий король скорее почувствовал, нежели увидел, находившихся в комнате докторов и благородных членов тайного совета.
— Неужели вы так близко? — спросил он их. — Я думал, вы стоите намного дальше.
— Мы услышали, что вы говорили сами с собой, но о чем — нам неизвестно.
— Я молился Господу моему.
Один из слуг взял юного короля на руки.
— Я так ослаб, — прошептал Эдуард. — Господи, помилуй и прими мою душу.
Согласно «Хронике серых монахов», в день его смерти с небес были явлены знамения и чудеса. Над Лондоном разразилась гроза, уподобив летний полдень темной ночи; ветер вырывал с корнем громадные деревья, улицы превратились в реки, а в городских садах выпал град, красный, точно кровь. Говорили, что открылась могила Генриха VIII и старый король поднялся из нее в знак протеста против нарушения своего завещания.
За два дня до случившегося Мария, заранее готовая ко всевозможным угрозам, бежала из своего особняка и укрылась в относительно безопасном имении Кеннингхолл в Норфолке, в окружении друзей и союзников. Смерть Эдуарда держали в тайне еще три дня, чтобы герцог Нортумберленд мог завершить все свои приготовления. О юном короле он говорил так, словно тот еще был жив.
Леди Джейн Грей отправили в Лондон и 9 июля сообщили, что король хочет поговорить с ней. Девушку отвезли в особняк герцога Нортумберленда Сайон-Хаус, где ее приветствовал герцог в окружении ряда других лордов. «Король, — промолвил Нортумберленд, — покинул этот мир». Затем он объяснил ей условия нового завещания, объявив леди Джейн новым монархом. Закончив свою речь, он и другие лорды упали перед ней на колени. Новость она приняла с тревогой. Корона — не для нее. Она не способна. Затем леди Джейн пришла в себя и, сложив руки в молитве, попросила милости Господа, чтобы править достойно.
