И будет он как дерево, посаженное при потоках вод,
Которое приносит плод свой во время свое
[66].
С целью убедиться в том, что вновь выпущенные предписания исполняются, в конце лета провели ряд ревизий. Были назначены сто двадцать пять инспекторов для посещения шести разных «округов» страны. Однако пэры и джентри, выбранные для выполнения этой задачи, не смогли с ней справиться ввиду невозможности или нежелания, в связи с чем ее решение было возложено на более энергичных юристов и клириков. Вполне естественно, они были рьяными протестантами, предвкушавшими всеобщую чистку церквей. Все свидетельства указывают на то, что в большинстве областей после появления ревизионных комиссий из церквей поспешно выносили алтари и образы. В Лондоне, Эксетере, Йорке и других городах были видны костры, в которых горели католические излишества. В огонь бросали священнические одежды, статуи, знамена и украшения. Архиепископ Йоркский приветствовал разрушение «сосудов, сотворенных для Баала» и «загрязненных и оскверненных алтарей». Создавалось впечатление, что ревизоры демонстрируют куда более ревностное желание изыскать предметы идолопоклонства, чем того могла бы пожелать королева. В связи с этим Елизавета вскоре издала прокламацию, осуждавшую «невежество и отсутствие должного уважения» при содержании церквей, упоминая «неподходящие и неприглядные столы с неподходящим убранством для таинства причастия и в целом отсутствие чистоты в местах молитвы и подобающих подобным местам украшений». Нет сомнений в том, что именно духовенству предстояло определить, что могло входить в понятие «подобающих украшений».
В некоторых частях страны сопротивление переменам до сих пор было сильно, хоть и проявлялось в завуалированной форме. Изображения и статуи порой просто завешивали. Скрывали и другие элементы былой религии. Это делалось по разным причинам, не связанным порой с набожностью. Самой острой из них был порядок престолонаследия. Если Елизавета уйдет из жизни, не оставив наследника, королевой могла стать католичка Мария Стюарт, которая отменила бы все произведенные изменения.
Присутствие Марии Стюарт при французском дворе представляло собой крупную дипломатическую проблему, с которой Елизавете и ее совету приходилось иметь дело. Мария стала королевой Франции (поскольку муж ее был коронован как Франциск II в 1559 году); кроме того, она величала себя королевой Англии. В ее отсутствие Шотландией правила ее мать Мария де Гиз, которая потребовала направить со своей родины в Шотландию больше войск для подавления шотландских вельмож-протестантов. Французские войска были дислоцированы в Нормандии, в то время как французские форты на северном берегу реки Твид сохраняли наступательные или оборонительные позиции. В Англии опасались вторжения.
Считалось, что французский двор кишел заговорами для убийства английской королевы. Объявлялось, что дядья Марии — братья де Гиз — замыслили «отравить королеву руками итальянца по имени Стефано, полного чернобородого мужчины около сорока пяти лет от роду, который предложит королеве свои услуги инженера». Стефано так и не объявился. Жизнь Елизаветы в любом случае была полна мер предосторожности. Ни одно блюдо не могло появиться на ее столе непроверенным, и любая перчатка или платок могли быть преподнесены ей только после тщательного осмотра. Каждую неделю королева принимала противоядия от отравляющих веществ.
Вскоре возникла очередная сложность с шотландской стороны. Лорды-протестанты отправили к Елизавете посла с просьбой предоставить армию для очищения страны от французов. Елизавета не была поклонницей вооруженных конфликтов. Поскольку восстание нанесло бы серьезный вред положению шотландской королевы Марии Стюарт, не было никакой необходимости в том, чтобы поддержать или даже одобрить этот мятеж. Елизавета, что вполне естественно, поддерживала притязания законной королевы. Было бы неправильно отвергнуть миропомазанного монарха. Елизавета не одобряла протестантизма шотландцев. Людей этой веры вел Джон Нокс, протестант, некогда злобно ругавший идею о том, что монархом может быть женщина.
Уильям Сесил был более ярым протестантом и более самоуверенным государственным деятелем. Он выступил с политическим курсом, включавшим в себя вторжение английской армии в Шотландию и при необходимости свержение Марии Стюарт с трона. «Надо разжечь огонь любым способом, — писал он, — ведь, если он погаснет, такая возможность не представится нам никогда». Ему было ясно, что можно выступить против сил европейского католичества и подавить их. Он опасался, что французы готовят заговор с целью низвергнуть Английское государство и религию.
Королева мешкала и противилась программе Сесила. Оно объявила совету, что «в войну вступать опасно». Сесил пригрозил ей отставкой, заявив, что ее политику двусмысленности поддерживают трусы и льстецы. Главный трус — сэр Николас Бэкон — придерживался мнения о том, что «безопасность заключается в умеренности». Елизавета тайно выслала денежные средства; затем отправила флот в Ферт-оф-Форт. Наконец, к концу года ее убедили отправить войска на территорию своего северного соседа; к огорчению и недовольству королевы, войска не преуспели в атаке на французскую крепость Лит. Штурмовые лестницы оказались слишком короткими. Англичане начали блокаду, что было самым неудачным вариантом развития событий. «Ее величество устроила мне такие муки, — писал Сесил, — лихорадка завершилась лишь по прошествии пяти приступов».
Войну поддерживал Сесил, и Сесил должен был ее завершить. Королева приказала ему заключить мир с шотландцами и французами. Удрученный, он все же обязан был подчиниться. Эдинбургский договор, подписанный летом 1560 года, представлял собой благородный акт перемирия. Обе стороны согласились вывести войска из страны; дополнительно оговаривалось, что Мария и Франциск откажутся от своих притязаний на английский престол. Англия противостояла Франции и выдержала эти испытания. То был урок, который усвоили все стороны. Конфликт между Францией и Испанией был столь силен, что Филипп был в некотором смысле обязан поддержать еретичку Елизавету в любой конфронтации с соседней страной. Можно сказать, что его благосклонное бездействие способствовало упрочению триумфа протестантизма в Англии.
Договор, который, вероятно, представлял собой большее, чем могли рассчитывать Сесил и Елизавета, обладал одним серьезным недостатком: Мария так и не подписала этот документ. Мария де Гиз умерла тем же летом, и после выведения из страны французских войск шотландский парламент утвердил протестантскую веру; это решение опять не было ратифицировано королевой, и былой раскол между вероучениями возобновился со всей силой. Марию Стюарт можно было простить за то, что она думала, будто королева-соперница пыталась с помощью договора лишить ее верности и поддержки ее подданных. Однако ее сопровождающие при дворе в Париже до сих пор провожали ее словами «Расступитесь! Идет королева Англии!» Ее притязания на английский престол стали единственным источником напастей, которые обрушились на нее впоследствии.
