Стоило ей войти и прикрыть за собой дверь, как взгляд Тарасова остановился сначала на её лице без намёка на косметику, а потом заскользил вниз. Знакомо. Вроде бы ничего странного нет. Люди первый раз видят друг друга, осматривают. Но почему её постоянно раздевают?! Маша готова была поспорить, что сейчас мужчина начнет ненавязчиво флиртовать.
— Петр Сергеевич, ваша клиника частная? — сразу перешла она к делу.
Её вопрос не понравился мужчине. Он нахмурился.
— Частная.
— Принадлежит Багровскому?
— Это конфиденциальная информация. Мария, вас только это интересует? Мне казалось вас должно больше заботить состояние здоровья Веры Павловны.
— Меня и заботит.
— Присядете?
Мужчина указал на кожаное кресло. Да, в обычных областных больницах никто родственников больных не приглашает расположиться с удобством.
Маша прошла и села. Может, и не стоило. Но эмоции хлестали, брали вверх, и она опасалась, что сорвется. Тарасов ни при чем. Снежный ком, что грозился погрести её под собой, имел другую фамилию.
И мама…
Почему она ведет себя так безрассудно? Почему ничего ей не говорит? Они близкие люди, и если им суждено в ближайшие месяцы расстаться, то почему не провести время вместе? Вдвоем. В спокойной среде, без мужчин, без алкоголя, без тусовок.
— Спасибо.
— Может быть, воды?
— Не надо. Петр Сергеевич, сколько стоит день пребывания в вашей клинике? Без анализов? Средний счет?
Её вопросы удивили мужчину. Потому что он откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Красивые руки с темными волосками, оставившие её абсолютно равнодушной. Часы на кожаном ремешке, явно не бюджетные. Да и сам Тарасов выглядел очень ухоженным мужчиной. Этакий лощеный доктор, про которых сейчас модно показывать сериалы.
Петр Сергеевич не спешил с ответом. Смотрел на уставшую Машу и, видимо, что-то прикидывал для себя. Молчание затянулось, заставляя Машу нервничать сильнее.
— Вы не можете мне назвать сумму? — её нервозность вышла вперед, и вопрос прозвучал резковато.
— Зачем вам сумма? — уже лениво растягивая слова, вопросом на вопрос ответил Тарасов.
Маша пропустила момент, когда можно было спокойно свернуть на безопасную тропу. Со вчерашнего вечера она делала глупости, косячила, и знатно.
— Я должна знать, сколько должна.
— Красивые девушки не всегда платят по счетам.
— Какая сумма, Петр Сергеевич.
— Я озвучу её. Сегодня. В ресторане.
***
— Ну и как? Хороша же, да, Влад?
Влад подошёл к окну, полностью открыл жалюзи, после чего скрестил руки за спиной. На довольно улыбающуюся Веру смотреть не было желания.
Потому что чесались руки.
Не к добру.
— Тебе здесь комфортно?
— Ой, Багровский, не перескакивай с темы…
— Вера, придержи язык. Я не в том настроении, чтобы выслушивать твоё ерничество.
— Что так? А я решила, что ты пришел, чтобы заключить сделку. Вернее, обговорить окончательные условия.
- Ты продаешь дочь.
— Продаю? Побойся Бога, Влад! Хотя о чем это я? Скорее уж, тут уместно вспомнить дьявола, да? Ты — легализовавшийся отпрыск криминального авторитета и…
— Вера.
— Что ты мне постоянно рот затыкаешь, а? Не нравится, что говорю? Отлично! Знаешь, что?… Не хочешь брать мою Машу, её возьмет другой! А ты катись со своей благотворительностью знаешь куда?
Он не спеша развернулся и посмотрел на молодую ещё женщину. Та села, вцепившись пальцами в одеяло. Когда-то Вера была ослепительной красавицей. Гордой, задиристой. С годами её характер стал хуже. От былой красоты мало что осталось. Частично забрала болезнь. Но больше «заслуга» самой Веры. Ему скинули некоторую информацию про неё, остальное будет к вечеру.
— Думаешь, успеешь? — он повернулся и уперся бедром в подоконник. Говорил по привычке холодно.
Вера мгновенно напряглась, от неё исходили агрессивные волны. Но к подобной реакции он привык и давно на них не обращал внимания.
— Успею что?
— Найти замену мне.
— А, вот ты про что! Успею. Не сомневайся даже.
Вера откинула одеяло, свесила ноги и уже хотела встать, когда покачнулась. Она сильно побледнела и, уперевшись рукой в матрас, часто задышала.
Влад как стоял на одном месте, так и продолжил.
— Тебе не стоит волноваться, так написано в твоей больничной карте.
— Прочел, да? Изучил?
— Конечно. Ляг и мы продолжим разговор.
Вера, кривясь и бормоча себе под нос матерные ругательства, сделала, как он велел. Влад наблюдал за ней. Она легла, прикрыла глаза и некоторое время ничего не говорила, лишь тяжело дышала. Он тоже решил помолчать. Женщинам иногда необходимо дать время, чтобы мозги встали на место и дурь поутихла.
— Я успокоилась.
— Говорю один раз, Вера. Я не терплю склочных истеричных женщин.
— Я поняла. Но ты меня выводишь из себя.
— В этом мы солидарны.
— Я не продаю дочь.
— Маша мне понравилась. В ней что-то есть. Ты права.
— То есть ты её забираешь?
— Да.
***
Он её заберет.
Это уже не обсуждалось.
Вера не ошиблась, когда пришла к нему. Манипуляторша. Ей одновременно хотелось шею свернуть за то, что пила, несмотря ни на что, девочку едва не похерила. Какого? Она — мать! А получалось, что ребенок ездил по клубам-кабакам и вылавливал нерадивого родителя.
С другой — Вера всё же думала про Машу. Зная, что находится на пороге жизни и смерти, решилась на неординарный шаг. Сумасшедшая баба. Всегда такой была. Безрассудной.
— Я хочу, чтобы ты на ней женился, — ещё одно сумасшедшее заявление.
— Вера, ты ничего не путаешь?
Для чего он выслушивает бред ещё не протрезвевшей женщины? Почему сразу жестко не поставит её на место?
Потому что должен ей?
Неправда.
Свой долг он давно отдал.
С лихвой.
И они это оба знают.
— Не путаю, Багровский. Ей нужен муж, а не любовник. Я хочу умереть, зная, что она в надежных руках.
Влад всегда поражался женщинам. Им говоришь одно. Они вроде и слышат, даже понимают, продолжают диалог. Но выдают совершенно иное! Как так у них получается? Разность восприятия была одной из причин, по которой Влад не любил общаться с женщинами. Причем и в плане партнерства. Его с завидной периодичностью обвиняли в шовинизме. Он не спорил.
