Второй рукой он нашёл её правую руку и переплел их пальцы.
Да, определенно, на безымянном не хватает обручального кольца.
Скоро будет.
Влад склонил голову и поцеловал шею Маши.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Нигде ничего не болит?
— Почему мне кажется, что этот вопрос с подковыркой?
— Особенная…
— ТАМ не болит.
Он не видел её лица, но готов был поспорить, что она покраснела сильнее.
— Ты понимаешь меня с полуслова, милая, — он слегка прикусил кожу, заставив девушку ахнуть.
— Приходится.
Язвочка маленькая. Хорохорится, дерзит.
А сама ластится.
И как же ему нравилась она такая! Покорная, ласковая.
Когда доверчиво прижималась к нему.
Его…
Собственник внутри продолжал бушевать, не желая успокаиваться. Влад его сдерживал из последних сил. Если он сейчас всё испортит, Маша ему будет недоступна долгое время.
Тут впору засмеяться. Вместо того, чтобы наслаждаться близостью дорогой женщины, Влад сидел и размышлял, как бы её запереть в комнате или облачить в паранжу и никуда никогда не выпускать.
К черту всё!!
Он сжал её грудь, пробуя на тяжесть. Дотронулся до соска, поиграл с ним. Маша задышала чаще.
— Сдерживаешь себя, да, Особенная? — прохрипел он.
Возбуждение не отпускало его.
Не смотря на то, что кончил недавно, член стоял, как каменный.
— Не понимаю, о чем ты…
— Врунишка.
Он хотел сказать, что девочек, которые врут, наказывают, но вовремя вспомнил печальный опыт с наказанием. Реакция Маши резанула похлеще ножа. Он сделал ей больно. Это недопустимо.
Влад всегда считал, что мужчина для своей женщины должен служить опорой. Чтобы она ни в коем случае не таила проблемы, не решала их сама. Для этого есть он — глава семьи. Возникает задача — он её ликвидирует. Всё. Никаких тайн, переживаний, действий за спиной. Феминизм остается за порогом спальни, а то и дома.
Отчасти из-за его взглядов и жизненных принципов, которым Влад не уступал ни при каких обстоятельствах, после смерти родителей дяди отдали ему бразды правления кланом и компаниями. Были, конечно, мелкие разборки, косые взгляды, небольшие интриги. Удалось всё уладить без кровопролития. В итоге все остались довольны.
Он брал ответственность на себя. Умел.
Маша не доверяла ему. Отдалась — да. Немного пооткровенничала, но в целом оставалась за стеной.
Он не будет Владом Багровским, если эту стену не разрушит!
— Маша, девочка, запомни — если тебе хочется кричать или стонать рядом со мной, делай это! — яростно прошептал он ей на ухо.
Маша отреагировала — задрожала.
Чтобы как-то скрыть собственную реакцию, потянулась за гелем.
Влад перехватил её руку.
— Чуть позже.
— Что? — она обернулась, и он сразу же поймал её губы.
Аккуратно взял за подбородок, чтобы она не попыталась увернуться.
Она и не собиралась…
От осознания того, что Маша открылась, приняла его поцелуй, новая волна накрыла Влада. Агрессивное возбуждение с нарастающей нежностью в груди создавали полнейший диссонанс в восприятии происходящего. Он терялся в эмоциях. Когда тело хотело одного, разум твердил иное.
Он целовал жестко, жадно. И сразу же нежно. Лизнул по нижней губе, прикусил её, потянул на себя. Маша глухо застонала и развернула корпус к нему. Её рука легла ему на грудь. Правильно, девочка, давай, исследуй его. Потрогай! Он, черт побери, даже был согласен на царапины!
Потому что тогда он бы тоже оставил следы…
Он гладил то грудь, то спину. Спускался ниже, под воду. Трогал живот, слегка задевая небольшой островок аккуратно постриженных волос. Игрался с ними и снова возвращался к груди.
В какой-то момент Влад сорвался.
— А, ну-ка, давай так.
— Ты что…
Он не позволил ей договорить, подался вперед, подхватил Машу за талию, вынуждая девушку встать.
— Хочу тебя видеть. Ножку вот сюда ставь.
— Влад!
— Ставь, я сказал! — уже открыто зарычал он, не в силах сдерживать рвущуюся наружу похоть и жажду завладеть Особенной полностью.
Маша охнула, уперевшись рукой в стену.
Теперь напротив лица Влада находились бедра Особенной.
— Влад…
Её голос приобрел хриплые нотки, сел.
Влад удобнее поставил ногу Маши на широкий край ванны. Если соскользнет, поймает. Но он свою Особенную будет крепко держать. Его подмывало спросить, трогал ли губами тот упырь, которому она отдала свою девственность, между сладких складок, но в последний момент Влад решил воздержаться. И так ревность хлещет, не щадя. Услышит что-то, что ему не понравится, и крышу окончательно снесет. Разворотит ванную к херам собачьим. И не только её.
Поэтому…потом. Придет время. Когда требовалось, Влад умел проявлять терпение.
Он свободной рукой почерпнул воду и смыл пену с бедер Маши. С лона. Открыл взгляду розовую плоть.
Манящую.
Немного припухшую после недавнего вторжения.
Влад приблизил своё лицо к бедрам Маши и задрал голову, чтобы посмотреть девушке в лицо. Та, не мигая, смотрела на него.
Не-е, ни хера никто её не трогал. Глаза сказали всё.
Удивление смешалось с желанием. Скромность с огнем.
Влад улыбнулся, как довольный кошак, и начал действовать. Прикоснулся губами к лобку. Чуть ниже…и ещё ниже… Он не спешил. Думал, что будет трогать её нетерпеливо, интенсивно вылизывая.
Нет.
Он пробовал. Аккуратно. Нежно.
Трогал.
Раздвигал языком. Проникал внутрь.
Играл с клитором, задевая его. Даже не посасывая. Если только чуть-чуть.
Отклик пошёл сразу же. Маша вцепилась ему в плечо дрожащей рукой. Сначала были стоны. Робкие, едва различимые. Потом с её губ сорвался первый крик наслаждения. За ним второй. Только тогда Влад и отпустил себя. Его с новой силой скрутило, он искренне кайфовал, лаская Машу, слизывая её соки, исследуя.
Он не ошибся — она оказалась безумно сладкой. Бутон едва раскрывшейся розы, которую надлежит холить и лелеять.
Маша вцепилась ему в волосы, сильнее вдавливая в себя.
— Пожалуйста…пожалуйста…
Она была на грани. Он языком ощущал, как набухли её складки, как она дрожит в его руках, несмело вдавливая бедра в него.
