— Да, да, конечно, ваше сиятельство. И позвольте от меня лично и от всех ваших слуг пожелать вам и ее сиятельству огромного счастья.
Маркиз представил Клодию дворецкому, который провел ее наверх и, в свою очередь, познакомил с экономкой, служившей здесь в течение тридцати лет.
Вещи, отправленные из Лондона заранее, были уже распакованы.
Клодию разместили в комнате, когда-то служившей спальней матери маркиза.
— А что ваше сиятельство наденет на свадьбу? — поинтересовалась экономка.
— Я еще не решила, — честно призналась Клодия.
Стремясь как можно скорее снова увидеть своего жениха, она поспешно вымыла руки и побежала обратно вниз, оставив экономку наедине со всеми вопросами.
Чай пили в гостиной, такой восхитительной, что Клодии с трудом верилось, будто все, что ее окружает, должно вскоре стать ее домом.
После чая маркиз повел ее наверх.
— У нас будет весьма скромная и тихая свадьба, дорогая моя, но мне бы хотелось, чтоб нам она запомнилась на всю жизнь.
— Как же я смогу забыть этот день?.. Ведь я выхожу замуж за вас!
— Мою душу переполняют те же чувства.
Но в этот день тебе следует выглядеть еще прекраснее, если только это возможно, и потому в своей комнате ты найдешь сейчас свадебную фату, которую вот уже двести лет каждая будущая маркиза в нашем роду надевала на свое венчание. Там же ты обнаружишь алмазную диадему, которая была на моей маме, когда она венчалась с моим отцом.
Он уловил вопрос в глазах Клодии и понял ее без слов.
— Это произошло не по сговору родственников. Семья моей мамы проживала всего в трех милях отсюда, и не было ничего удивительного в том, что мои родители полюбили друг друга с детства, — объяснил он.
Девушка удовлетворенно рассмеялась.
— Да, тогда в этом нет ничего удивительного.
— Они жили очень счастливо, — заверил ее маркиз, — и мы тоже будем… хоть я и влюбился в тебя в той ничем не примечательной испанской гостинице, когда ты казалась игрой моего воображения, словно явившейся во сне.
Они подошли к двери ее спальни.
Маркиз поднес ее руку к своим губам и ласково попросил:
— Не томите меня ожиданием. Я очень нетерпеливый жених.
Клодия со смехом вошла в спальню и закрыла за собой дверь.
В это время экономка расправляла разложенное на кровати чудесное белое платье, купленное еще леди Бресли.
Клодия так ни разу и не надела его.
Широкая юбка из шифона, сделанная под турнюр, была обшита кружевом, а лиф платья до талии украшали блестки и жемчуг.
Леди Бресли словно предчувствовала, что ее крестная вскоре будет нуждаться в свадебном платье.
Вуаль ниспадала до самого пола.
Искрящаяся бриллиантовая диадема, при помощи которой закрепили вуаль, превратила Клодию в сказочную принцессу.
Она знала — жених будет ожидать ее в холле.
Лакей только что принес ей записку вместе с букетом, составленным из белых орхидей и ландышей.
Клодия спустилась вниз по широкой лестнице с позолоченной резной балюстрадой.
Маркиз ждал ее при полном параде.
Грудь его украшали знаки отличия, а через плечо была перекинута лента ордена Подвязки.
Им не нужны были слова, они просто смотрели друг на друга.
Она видела любовь в его глазах.
Никто в тот миг не мог быть счастливее ее.
Затем они направились к часовне.
Часовню возводили по проекту братьев Адамсов, когда те перестраивали дворец в 1750 году.
Уже в дверях часовни Клодия услышала негромкие звуки органа.
Внутри не было никого, кроме священника, одетого во все белое, и секретаря маркиза, которого пригласили как свидетеля.
Служба отличалась необычной простотой, но Клодия не сомневалась, что ее мама где-то рядом и в небе поют ангелы.
Маркиз надел ей на палец кольцо, и они опустились на колени.
Она почувствовала Божье благословение, ее переполняла благодарность Всевышнему, которую невозможно передать словами…
— Пожалуйста, — молилась она, — позволь моему мужу… всегда любить меня… Позволь… помогать ему приносить… счастье людям. И, пожалуйста, Господи, дай мне сыновей… таких же замечательных… как и он.
Молитва эта исходила из самой глубины ее души.
Орган заиграл свадебный марш, и под звуки этой мелодии маркиз вышел из часовни об руку со своей женой.
В доме их поздравили слуги»а потом они поднялись наверх переодеться.
— Я попросив накрыть нам ужин в гостиной при твоей спальне, — сказал маркиз. — Так что можешь надеть что-нибудь по-домашнему уютное, уверен, у тебя найдется нечто подобное.
В одном из ее дорожных сундуков действительно лежал очень симпатичный пеньюар, который она еще ни разу не надевала.
Он прикрывал ее прозрачную ночную рубашку, но она чувствовала некоторое смущение.
Если бы не прическа, можно было подумать, что она приготовилась ко сну.
Она вошла в будуар, где ее ожидал муж.
На нем был тот самый темный халат, в котором он заходил к ней в спальню во дворце.
Стол уже был накрыт, но слуг маркиз отпустил.
— Я буду сам ухаживать за тобой, — объявил он, — и перед каждым блюдом буду целовать тебя, моя любимая.
Клодия вскрикнула от восторга.
— Как хорошо… побыть с вами… только вдвоем.
— По странному совпадению, — заметил маркиз, — я тоже этому рад.
Он поцеловал ее, чувствуя, как ждет она его поцелуев, но все же предупредил:
— Если ты не перестанешь воспламенять мои чувства, любимая моя, нам придется лечь спать голодными. Садись за стол. День выдался нелегкий, а я должен заботиться о тебе и хочу быть уверен, что ты сама тоже бережешь себя.
Клодия рассмеялась.
— Это мне надо было проявить о вас заботу… Я всегда теперь буду… заботиться… о вас…
Клодия так и не поняла, что они ели.
Ясно было только одно — рядом с любимым каждое блюдо воспринималось ею как пища богов.
Они поздравили друг друга, подняв бокалы с шампанским.
Она не замечала ничего вокруг, кроме светящихся глаз маркиза, и знала, как счастлив он.
Когда они закончили ужин, он отвел ее в спальню.
Шторы были опущены, и только мерцание двух свечей в позолоченных светильниках над кроватью освещало комнату.
Маркиз вынул заколки из ее волос, и они рассыпались по плечам и по спине до самой талии.
