— Тоже верно.
Коняев повернулся к начальнику разведки отряда.
— Ты погодь, Игнат, я сам. — Он посмотрел на мальчика. — Расскажи, что видел, сынок.
Паренек вдруг расплакался.
Отец вновь прижал его к себе.
— Успокойся, Петя, не надо. Ты же у меня взрослый, сильный.
Паренек затих, шмыгнул носом и проговорил:
— Немец выступил, потом народ весь пошел к сараю. Полицаи по сторонам шагали, но ружья держали за спиной.
— Неужто народ сам пошел? — спросил Игнат.
— Да, — ответил сын партизана. — Полицаи людей не гнали. Только рядом шли. А главный их, Калач…
Лазурин нагнулся к нему.
— Как ты сказал? Калач?
— Ну да, я потому и запомнил, что имя простое, Калач. У нас мамка калачи пекла. — Паренек опять заплакал.
Отец опять успокоил его, и Петруха сказал:
— Этот Калач сначала с немцами шел. Там был офицер в черной форме. На воротнике мундира с одной стороны молнии, с другой — три квадрата.
— Гауптштурмфюрер, — сказал Лазурин. — А такой в районе один, командир роты СС. Продолжай, Петя.
— Калач этот потом, когда всех закрыли, командовал полицаями. Они подожгли сарай. А он больше перед немцем, у которого были кинокамера и фотоаппарат, вертелся. У этого Калача еще пистолет был. Такой же, как у нашего участкового до войны. Он часто нам его показывал.
— Участковый носил «ТТ», — вырвалось у Лазурина. — А немец, значит, снимал все на камеру и фотографировал?
— Да. Калач потом отошел, а после я выстрелы слышал, четыре штуки. Хотя нет, еще стреляли из автоматов на околице. Кто-то, наверное, хотел сбежать.
— А потом?
— Потом полицаи стали жечь деревню. Как все загорелось, я больше ничего не видел. Жар был сильный, не смог подползти к сараю, а хотел открыть ворота. — Он опять заплакал, и отец прижал его к себе.
Лазурин взглянул на своих разведчиков.
— Вот, значит, как. Но почему и кто убил старосту и местных полицаев? Наверное, потому, что могли потом рассказать о том, что здесь было. Надо бы узнать, что стало со старостами и полицаями других деревень и села. Но мы туда сейчас не пойдем, иначе и до ночи не вернемся. А налететь на карателей можем легко. Еще раз все осмотрим и уходим!
Повторный осмотр ничего не дал.
Партизаны с Петькой отправились обратно в Осиповский лес.
Когда разведчики и мужики из Лозы вернулись в лагерь, Лазурин провел Коняева с сыном в штабную палатку. Там что-то оживленно обсуждали командир, политрук и начальник штаба, должность которого временно исполнял командир второго взвода лейтенант Образцов.
В августе в Осиповский лес, где формировался отряд, случайно зашла группа красноармейцев, выходившая из окружения. Она состояла из двенадцати человек во главе с этим офицером. Все они остались в отряде. Лейтенант был назначен на должность командира взвода, доукомплектованного восемью местными мужиками. Осетров планировал, что он станет штатным начальником штаба отряда.
Командование отряда смолкло, как только начальник разведки зашел в палатку вместе с Коняевым и его сыном. Взоры устремились на паренька.
— А это кто? — спросил политрук.
— Сын мой, Петруха. Только он и остался в живых в Лозе, — ответил Коняев и передал командирам рассказ сына.
Они выслушали его молча. Лица их помрачнели.
— Вот, значит, как? Полицаи были орудием в руках немцев. А сволочь Калач каков! Это же надо лично угробить стольких людей! Раньше, до войны, он был директором автобазы. Такой примерный, за гаражом следил строго, запчасти сам добывал, в актив района входил, а сейчас? Начальник районной полиции, убийца, насильник. Да, мы многих врагов проглядели, а еще я выступал против арестов. Надо было сажать всех тех, кто попадал под подозрение. Проявили мягкотелость и получили в итоге. Активист и коммунист в прошлом, конечно, тихоня Роденко в бургомистры выбился, Калач — в главные полицаи. К нему подался еще десяток, казалось бы, нормальных советских граждан. И вот что они содеяли! — проговорил Осетров.
Политрук Карасько взглянул на него и сказал:
— Да не вини ты себя, Павел Дмитриевич. Все мы хороши, раз проморгали стольких негодяев, настоящих душегубов. — Он посмотрел на Коняева и спросил: — Значит, Родион, в Лозе всех сожгли?
— Всех. Вот только Петька…
— Да, считай, второй раз родился.
— Мамку с братом вспоминает, плачет. Ему всего восемь лет, а на голове уже седые волосы.
— Ты иди, Родион, будь с сыном, — сказал командир отряда. Передай мой приказ Петра поставить на учет как полноценного бойца и кормить так же, как и всех партизан.
— Ладно. Пошли, сын.
Коняев с сыном вышли из палатки.
После этого начальник разведки спросил у политрука:
— Ты же, Иван Михайлович, был заместителем Калача?
Карасько кивнул.
— Да, был.
— Как же Калач долгие годы маскировался под активиста, советского гражданина?
— Он и был советским гражданином, краснознаменцем, крепким хозяйственником. Но в душу-то ему не заглянешь!
— Отловим и заглянем. — Лазурин перевел взгляд на командира отряда. — Павел Дмитриевич, я как сюда шел, обратил внимание, что бойцов в отряде как бы меньше стало. Мне это показалось?
Осетров вздохнул и ответил:
— Нет, Игнат, не показалось. Восемь человек ушли из отряда, двое из первого взвода и по трое из остальных.
— Как это ушли?
— А так, жены их увели. Такой гвалт подняли. Мол, не желаем, чтобы и нас расстреляли. Целый бунт устроили. Вот мужики и подались по домам.
— Их надо было остановить.
— Как? Их никто не мобилизовал, пришли добровольно, так же и ушли. Остались только те, у кого семей больше нет, и молодые, которые не успели еще ими обзавестись. Есть, правда, четверо бойцов, у которых родные в Павлинке. Те пока в отряде. Но надолго ли?
Тут подал голос кадровый военный лейтенант Образцов:
— Об этом жалеть не стоит. Толку нет от таких вояк, которые оглядываются на свои семьи. Зато те, что остались, биться будут по-настоящему. Отсюда у меня вопрос к командиру отряда.
— Слушаю, лейтенант.
— Как мы отомстим гитлеровцам за их кровавые дела?
Осетров потер виски. От последних событий у него раскалывалась голова.
Он посмотрел на Образцова и проговорил:
— Тебе ли, Геннадий Владимирович, не знать, как мало у нас людей и оружия. В плане, который был передан в райком на случай нападения Германии, значилось, что местному партийному и советскому руководству следует создать партизанский отряд, для чего использовать оружие, имеющееся на складах НКВД. Увы, его там не оказалось. Указывалось место размещения базы отряда — Осиповский лес, перечень населенных пунктов. Это райцентр, село Ясино, деревни Лоза, Карчеха и Павлинка. Оттуда и надо было привлечь мужиков от шестнадцати до шестидесяти лет для вооруженного сопротивления врагу. Срок формирования отряда — до конца сентября сорок первого года. Только после этого, если враг не будет разбит на подходах к району, с нами должны связаться представители центра. Но радиостанции у нас нет. Та, что находилась на складе, неисправна. Да и с кем выходить на связь? Но как-то с нами должны связаться, после чего отряд будет внесен в списки боевых подразделений и обеспечен довольствием, в первую очередь оружием и боеприпасами. Только вот когда все это будет? А имеющимися у нас силами мы мало что можем сделать.
