Шелестов взглянул на Сосновского. Тот прошел к столу и взял с него бронзовую статуэтку, небольшой бюст фюрера великой Германии.
— Похожа на гранату?
Статуэтка имела продолговатую форму, и принять ее за гранату, особенно брошенную на пол, можно было вполне.
— Держи, командир. Авось, фюрер поможет нам.
— Неплохая задумка.
Шелестов взял статуэтку, кивнул Буторину, указал на дверь.
Капитан ударил по ней ногой.
Дверь распахнулась, из кабинета прозвучали два выстрела. Пули выбили щепки из дверной коробки.
Шелестов бросил статуэтку.
Внимание противника было отвлечено. Внутрь помещения прыгнули майор и Буторин, в проеме встали Сосновский и Коган. Прогремели выстрелы.
Гауптштурмфюрер Бонке получил три пули, упал на пол, вытянул руку в сторону стенда, за которым было спрятано золото. Калачу пуля попала в живот, в солнечное сплетение. Он заорал от боли, выронил пистолет и согнулся у стены. Бургомистр, очумевший от страха, с криком подался к окну.
Буторин и Сосновский выстрелили в него. Роденко выбил головой стекло и повис на подоконнике.
К нему подошел Коган и констатировал:
— Готов.
— Бонке тоже мертв, — сказал Буторин.
Калач был еще жив.
С ним сблизились Шелестов и Коган.
Майор ногой отбросил пистолет полицая и сказал:
— Ну, здравствуй, сволочь. Достали мы тебя!
Калач, превозмогая жуткую боль, прошипел:
— Радуешься? Ну-ну. Только осталось ли у тебя время на это? Да и чему радоваться? Тому, что завалил самого Калача? А мне, знаешь ли, по хрену все. Я славно погулял на своем веку и особенно при немцах. Ты же наверняка знаешь, как я лично валил таких, как ты, стрелял ваших жен, матерей, детей. А огненный шабаш в Лозе! Слышал бы ты, как кричали деревенские, когда я поджег сарай.
Шелестов побледнел и проговорил сквозь зубы:
— Откуда такие нелюди берутся? Ты надеялся умереть легкой смертью? Уже подыхаешь, испытывая страшную боль, но я еще добавлю. — Майор выстрелил в промежность карателя, затем в колени.
Калач взревел, глаза его полезли из орбит.
— Жаль, что ничего большего я не могу для тебя, Калач, сделать.
— Командир, эсэсовец руку тянул к стенду. Может, там есть что-то ценное? — сказал Сосновский.
— Посмотри.
Калач медленно и мучительно умирал.
Майор нагнулся к нему.
— Ну как, Калач, сейчас тебе весело? Не боишься встретиться в другом мире с людьми, убитыми тобой?
— Да пошел ты…
— Я‐то пойду, а вот твой путь закончился.
— Ух, ты, командир, да тут саквояж и чемодан. В них золото, драгоценности, целое состояние, — воскликнул Сосновский.
Шелестов ударил Калача ногой и спросил:
— У евреев забрали?
— Я же сказал…
Во дворе раздался шум двигателей бронетранспортеров и мотоциклов.
Буторин метнулся к окну, через тело бургомистра взглянул на двор.
— Не хило. Похоже, товарищ майор, попали мы. Во дворе два бронетранспортера, набитые солдатами охранной роты, пара мотоциклов.
Калач судорожно засмеялся и прохрипел:
— И твой путь, майор, сейчас закончится. Солдаты из вас фарш будут делать.
Шелестов выстрелил в голову Калача. Тот дернулся и растянулся у стены, тело его пробили судороги.
— И что делать будем, командир? — спросил Коган. — Против такой оравы мы и несколько минут не продержимся.
— Не спеши умирать, Боря. Всем в холл второго этажа. Занять оборону!
Офицеры перезарядили пистолеты и рассредоточились в холле. Задачу они выполнили, уйти не успели, но надежда на спасение еще жила.
Группа капитана Авдеева прошла улицу Восточную, свернула на Трудовую, добралась до площади Свободы. Бойцы хорошо слышали стрельбу.
Красноармеец Андрей Терехов, высланный в головной дозор, сразу же подошел к ресторану, укрылся за колонной парадного входа, поднял руку. Группа остановилась, прижалась к заборам и домам.
Авдеев пробежал до дозорного.
— Что такое, Андрюха? Хотя я и сам вижу два бронетранспортера со взводом пехоты и пару мотоциклов с эсэсовцами. Они идут от вокзала в административную зону. Значит, нашей группе удалось прорваться в комендатуру.
— Да, товарищ капитан, первый «Ханомаг» въехал во двор. За ним продвигается второй, а в особой группе всего четыре человека. Может, с ними еще и местные, которые связаны с отрядом.
— Это вряд ли. Майор не взял бы их.
— Немцы сейчас перебьют наших.
— Ну, это мы еще посмотрим.
Капитан подозвал к себе всю группу. В это время зашли во двор и охранники и эсэсовцы.
Авдеев быстро поставил задачу:
— Следуем в административную зону. Там Егоров и Ренько бросают гранаты в один из бронетранспортеров, обстреливают второй. — Он взглянул на старшину: — Федя, надо захватить один «Ханомаг», тогда нам гораздо проще будет уйти из поселка.
— Я понял, капитан.
— По мотоциклистам работают сержант Соболев и Сергей Павленко. Экипажи валить, если получится, снять пулеметы с лентами, нет, подорвать к чертовой матери и организовать оборону двора, уделяя особое внимание отделу полиции и въезду с Ямской и Весенней. Андрей Терехов и Владимир Махов со мной в комендатуру. Все, времени на вопросы нет, бегом, вперед!
Группа устремилась по Ямской к административной зоне.
Во дворе бронетранспортеры встали у отдела полиции. Мотоциклы застыли между ними. Стволы пулеметов были направлены на комендатуру. Из левого бронетранспортера уже выпрыгнули пять солдат и во главе с командиром взвода поднялись на крыльцо. Из второго бронетранспортера успели выбраться два солдата. Никто из гитлеровцев не ожидал нападения с тыла. Они никуда не спешили.
Бойцы Авдеева вылетели во двор и немедленно начали действовать.
Егоров и Ренько бросили по «Ф‐1» в десантный отсек правого бронетранспортера. Взрывы раскидали солдат по площадке, машина взялась огнем, изуродованный пулемет упал перед ее носом. Просвистели осколки. Соболев и Павленко сразу же ударили из «ППШ» по мотоциклистам. Егоров и Ренько пошли ко второму бронетранспортеру. Гитлеровцев, оказавшихся на асфальте, добили Авдеев с Тереховым и Маховым.
Когда Авдеев с бойцами вошел в здание комендатуры, Соболев с Тереховым вступили в перестрелку с тремя солдатами, укрывшимися за горящим бронетранспортером. Егоров и Ренько запрыгнули в десантный отсек. Механик попытался выстрелить из пистолета. Его пробил очередью старшина. Пулеметчика расстрелял Ренько. Бронетранспортер был захвачен.
