Эта «золотая молодежь» и явилась той закваской, которая подняла российское ленивое тесто. И тесто в конце 80-х поперло из берегов.
Гайдар и его команда – типичные представители «золотой молодежи». Их особенность в том, что они благодаря своим отцам, занимавшим на иерархической лестнице советского общества промежуточное положение (между высшим руководством страны и уже довольно обширной советской интеллигенцией – профессурой малопрестижных институтов, научными работниками многочисленных НИИ, не говоря уж об огромной армии инженеров, учителей, медиков) благодаря им, отцам, получили хорошее образование, имели возможность читать то, о чем рабоче-крестьянский интеллигент и не подозревал, общаться с неординарными людьми.
Однако, в отличие от отцов и дедов, они совершенно не знали народа. Это поколение – дети Арбата, переполненные спесью, брезгливые ко всему, что просто, народно и одето не в джинсы, равнодушные к чужим страданиям, поскольку им не выпала эта доля – жить в бараках, спускаться в клетях за углем и золотом, рубить лес на делянах в тучах гнуса, пасти стада в безводных степях, наконец, преподавать в плохо отапливаемых школах и лечить старух в малоприспособленных кабинетах. Они не только не видели этого, но и не догадывались о том, как живется народу.
Это, в общем-то, не вина их. Это вина отцов и среды, в которую отцы погрузили их. Там царила болезненная ревность к карьерным продвижениям, научным и творческим успехам даже представителей своего, элитного круга. Но особенно они ненавидели высшую партийную и советскую власть. Ненавидели втайне. И, кстати, не за то, что те строят не капитализм, а социализм, а за то, что строят социализм неправильно, не по Марксу.
Каким-то загадочным образом они утратили и дух своих отцов. А утратив дух, стремительно скатились в материальный мир, где мораль и нравственность перестали быть ценностью.
Как и почему это произошло? Ведь что бы ни говорили о стране последней четверти двадцатого столетия, как бы ни пытались превратить ее в «империю зла», а люди-то в основном жили в соответствии с моральным кодексом строителя коммунизма – слепка с Нагорной проповеди. Я не знаю ответа. Лишь одно приходит на ум: червь заводится в экологически чистом яблоке…
Моя семья жила в конце 1991 года в Архангельском – дачном правительственном поселке. Коттедж был двухэтажный. До меня в нем жил Явлинский, когда был заместителем председателя правительства Силаева. Не в оправдание, а истины ради скажу, что квартира у нас в то время была в Медведкове, двухкомнатная. А в семье семь человек: кроме меня – жена, двое сыновей, их жены и внук. Вот мне и предложили временное жилье в Архангельском. Там такой порядок: за каждым коттеджем закреплена работница, которой вменялось в обязанность проводить ежедневную уборку и приносить из столовой заказанные продукты и, при желании проживающих, готовые блюда. Столовая находилась от нас в десяти шагах, можно было бы поесть и там, но она не приспособлена для этого: там только готовили, а не столовались.
Работница исполняла лишь вторую обязанность, а уборкой по моей просьбе занимались жена и невестки сами. Может, поэтому горничная была весьма расположена к нам, с доверием относилась, бывало, и сплетничала. Однажды она не пришла в обычное время. Оказалось, ее и еще несколько работниц направили в квартиру Чубайса убраться после ремонта. «Ну и квартира! – качала головой тетя. – Двухкомнатная, а как аэродром. На потолке висят люстры миллиона на два».
В другой раз жаловалась на то, что ночью не сомкнула глаз. Дело было 7 ноября. Не успела отметить праздник дома, как вдруг получает приказ идти в коттедж какого-то министра (не помню) и прислуживать там. Собралась вся гайдаровская гвардия. «Выпили, поели, а потом стали петь песни, – рассказывает горничная. – И все – революционные. Но как-то не по-нашему поют, вроде как бы с шуткой или издевкой. Перепились, переблевались, разбросали все. Жена (называет фамилию министра) на четвереньках ползает по ковру и кричит: «Ну, кто-нибудь, наконец, возьмет меня?!». Прямо ужас какой-то, раньше такого не было. Это что же за демократия такая? Мы у них сегодня до восьми часов утра все чистили».
Я попытался смягчить ее рассказ.
– Ну, что делать, праздник, повеселились, перебрали… Вы вон жалуетесь, что и у вас муж чуть ли не каждый день пьет.
Рассказчица внимательно посмотрела на меня, покачала головой.
– Не, – сказала, – не… Они как-то по-другому пили и веселились. Не по-нашему. Они вроде…на чертей похожи. Вроде бы кого из своих женили или замуж кого из своих выдавали.
Что-то напомнило мне ее рассказ. Ах, да, сказку «До третьих петухов» Василия Макаревича Шукшина. Ваню-дурака персонажи русской литературы отправляют к Мудрецу за справкой, удостоверяющей, что он не дурак. Бедная Лиза, инициатор этого путешествия, даже собирается выйти за него замуж, если он добудет такую справку.
И вот идет Ваня, ночью не зная куда, подходит к монастырю, видит, тот осажден чертями. Все – в модных шмотках, пьют коньяк, закусывают шоколадом и сервелатом, поют под гитару. Словом, балдеют. А может, какой-то свой праздник отмечают. А цель у них, оказывается, одна: проникнуть в монастырь. Надоело скитаться близ Кремля …то бишь близ монастыря, желают поселиться в кельях. Но – стоит верзила-охранник, с пикой, суровый, неприступный. То ли на Суслова, то ли на Лигачева похожий. Ясно – не пустит. А перед этим Ваня встретился с Медведем, тот и сказал, что черти те бедовые, курить-пить его научили, он даже Медведицу по пьянке отмутузил. И, мол, только они, черти, и сумеют вывести Ваню на Мудреца.
И Ваня посоветовал (чего не сделаешь, чтобы добыть справку о том, что ты не дурак!) чертям, как усыпить бдительность охранника. Те спели ему (ах, как они пели!) песню «По диким степям Забайкалья», услужливо подливая охраннику вина. И когда охранник, всплакнув от душевной тоски по родине, захрапел, вошли черти в …монастырь. Свободно, без драки и зуботычин. Выгнали из келий монахов, живописцев их заставили писать иконы со своих образов. Монахи повозмущались тихо, пороптали (еще тише), разложили мольберты и стали писать иконы с чертей.
Перечитывал я Василия Макаровича, и так живо представились кремлевские коридоры, коридоры на Новой площади, на Набережной. И стук стоит… Даже не стук, а этакий стукачок. Стук-стук… Стук-стук… Так и стучат, так и стучат копытцами.
У каждого есть своя правда
Команда Гайдара многими воспринималась как чудачество президента. Мне довелось быть свидетелем первого заседания правительства, которое вел уже Егор Гайдар (Бурбулиса ребята быстренько отодвинули в сторону). Не помню, какие вопросы обсуждали, а концовку запомнил. Гайдар с характерным причмокиванием обратился к министрам: «Друзья, давайте условимся: полгода не поднимать вопросы личного порядка – квартир, машин и прочего. Поднимем Россию с колен, тогда займемся и этими проблемами». То есть на подъем страны с колен оптимист отвел всего лишь полгода. В три раза меньше, чем Явлинский отвел на экономическую реформу («500 дней»).
Мы вышли из зала заседаний втроем: Полторанин, Козырев и я. По дороге в буфет Козырев обратился к Полторанину: «А что он имеет в виду, говоря о квартирах? У меня мама старенькая, одной жить тяжело и опасно. Хотели сдать ее и мою квартиру и переехать в другую, попросторнее». Полторанин с крестьянско-интеллигентским пренебрежением ответил: «Да пошли ты их …».
