«Видела ли она то же, что и я?» — гадал Счастливчик. Он заметил, что черная великанша тоже с трудом заставила себя оборвать песнь.
— В этом проклятом месте нет достойной еды, — сипло пролаял Альфа. — Сегодня мы наелись досыта, но вы все прекрасно понимаете, что одно крысиное гнездо не прокормит целую стаю. Нам придется отправиться на охоту в лес, и Ужасу придется с этим смириться.
Собаки одобрительно заворчали.
— Я видел Ужаса и даже имел с ним дело, как и другие члены моего патруля, — сказал Порох, по очереди окинув взглядом Бруно, Счастливчика, Кусаку и Микки. — Он очень опасен, но мы не позволим ему нас запугать.
— Я согласна, — кивнула Лапочка. — Конечно, он будет сопротивляться, но он не имеет никакого права не пускать нас в лес Мы не позволим ему нагло нарушать закон Собаки-Леса!
Стая снова одобрительно загудела.
Кусака поскребла когтем за ухом:
— Ну что ж, значит, давайте драться! Честно признаться, мне не по душе, когда меня отгоняют от дичи!
— Значит, решено, — подытожил Альфа, вставая во весь рост. — Завтра утром вся стая отправится в лес Пусть Ужас сам решает, что ему делать — драться с нами или уступить. Показав свою силу, мы научим этого безумца уважать настоящих Всесобак и их законы!
Собаки начали вставать со своих мест. Все потягивались, разминали лапы и негромко переговаривались друг с другом, и только Счастливчик продолжал молчать. Он то и дело нервно косился на своих друзей, гадая, ощущают ли они то же гнетущее предчувствие беды, которое посетило его. Чувство близкой опасности придавливало его к земле, превращало лапы в камень.
«Когда Альфа говорит, все выглядит вполне разумным и правильным. Но я боюсь, что на деле все окажется совсем не так, как он думает!»
Глава X
Неглубокий снег хрустел под лапами. Счастливчик бежал по сверкающей белой земле, и сосны сами собой расступались перед ним, открывая бесконечную белоснежную дорогу. Счастливчик бежал так быстро, что его лапы не чувствовали холода.
Внезапно он остановился, втянул в себя морозный воздух. Где же дичь?
Какая дичь? Он даже не мог вспомнить, за кем гонится. За кроликом? За крысой? Счастливчик покачал головой. Нет, он ничего не помнил. Но почему?
«Потому что это сон…»
Ну конечно, он спит и видит сон! Вот почему его лапы совсем не чувствуют холода! Это все не по-настоящему…
Лес вновь сомкнулся вокруг Счастливчика, скрыл тропу. Началась густая чаща, так что приходилось пригибаться и проползать под деревьями, но ветки не царапали Счастливчика, и колючки не цеплялись за его шерсть. Казалось, будто в этом лесу все было сделано из мягкого снега… Откуда-то издалека доносился злой, надрывный лай.
«Да-да, я должен добраться до этих собак. Правда, я совершенно не помню, зачем мне это нужно, но я должен во что бы то ни стало до них добраться!»
Он снова пустился бегом, и ветки таяли перед ним, как туман. Вскоре — гораздо раньше, чем ожидал Счастливчик, — деревья расступились, открыв небольшую полянку, засыпанную белым снегом. Посреди поляны кипела смертельная битва. Собаки рвали друг друга зубами, молотили лапами, рычали. Счастливчик узнал их — это были Сталь и Ужас.
«Здесь была Собачья Гроза… но все собаки, кроме этих двух, пропали. Или погибли?»
Безумный пес сотрясался всем телом от каждого удара и укуса, но продолжал оставаться на лапах и отчаянно сражался за свою жизнь. И все-таки Счастливчик знал, что ему не выстоять против Стали.
На поляну упала густая тень. Счастливчик задрал голову и увидел, что по темно-серому небу несутся снеговые облака, закручиваясь в тугой зловещий вихрь. Снова повалил снег — белые и темно-серые хлопья бешено кружились в воздухе, перед тем как упасть на землю. Счастливчик надеялся, что снегопад охладит пыл дерущихся, но собаки не замечали ничего вокруг. Битва продолжалась, но теперь сражающиеся поменялись местами — Ужас теснил Сталь. Он побеждал! Ужас собирался убить Альфу Свирепых псов!
Снежинка упала на бок Счастливчика, но вместо холодной щекотки он вдруг почувствовал острый болезненный укол. Он взвыл, беззвучно открывая пасть.
«Это сон! Я не могу чувствовать боль во сне!»
Но боль никуда не делась, все новые и новые снежинки начали сыпаться на бока Счастливчика, жаля его шкуру.
«Что-то не так! Беда!»
Он подскочил и залаял, не в силах терпеть жгучие укусы снежинок. И тут Счастливчик все понял Это был не снег, а разбитый прозрачный камень! Под лапами у него тоже хрустел не снег, а мелкие прозрачные осколки. Они падали на него и вокруг него — блестящие, опасные, рвущие шкуру до мяса.
Счастливчик в панике бросился наутек, но он не знал, куда бежать. Захлебываясь лаем, он метался вокруг поляны, раздирая лапы об острые осколки. Метель из мелких прозрачных камней резала в клочья его шкуру, рвала шерсть, кровь хлестала на белый снег, который оказался совсем не снегом. А Сталь и Ужас продолжали сражаться, не обращая внимания на смертоносный буран. Дыхание в груди Счастливчика стеснилось, он больше не мог сделать ни вдоха Бежать было некуда, как и ждать от кого-то помощи. Острые прозрачные камни продолжали сыпаться с серых небес, кровь текла из многочисленных ран, силы гасли. Он умирал.
«Разве можно умереть во сне?»
И все-таки он умирал. Жизнь покидала Счастливчика…
Счастливчик резко проснулся, вскинул голову и завыл от ужаса. Никакого снега не было и в помине. И прозрачных камней тоже не было. Обледеневшие ветви и заснеженные стволы сосен стремительно таяли, превращаясь в голые стены Дома еды.
«Я не умер. И не умирал, слава Небесным Псам. Я жив!»
Он чувствовал боком чье-то тепло. Лизушка сладко спала, ее бока мерно поднимались и опадали. Счастливчик несколько раз зажмурился и потряс головой, но видения не оставляли его. Он продолжал видеть падающие осколки, он слышал рычание и вопли дерущихся собак, и колючий запах мороза все еще щипал его ноздри. Но хуже всего было то, что он никак не мог избавиться от острой боли в том месте, где приснившийся осколок пронзил его шкуру.
Счастливчик встряхнулся, как следует вылизал бока. Там не было ни царапинки, и крови тоже не было, но жгучая боль не проходила. Счастливчик в отчаянии заскулил, покусывая себя за шерсть.
Лизушка мгновенно проснулась и насторожила уши:
— Счастливчик! Что с тобой?
— Ничего. Просто… — он содрогнулся и снова завыл, обнюхивая свой бок.
