Я не хочу быть его женой! Я это не выбирала!
— Умоляю, отпусти меня… — я съежилась под тяжелым взглядом, стараясь занимать меньше места. И пятилась, приседая на ослабевших ногах. Голова гудела.
Я еще не знала, что Эмиля не трогают мольбы. Никакие. Никогда.
— Прости, — севшим голосом прошептала я.
Он вот-вот меня настигнет… Я непроизвольно присела от страха, заметив, как он выпятил челюсть. Губы сжались в белую нитку. Я проснулась после кошмара, и оказалось, вот его продолжение.
Эмиль схватил меня за локоть, сжал до острой боли — и это он еще сдерживался.
— Ты хотела уйти? — бросил он, выкручивая руку. Заставил меня поднять голову. — Смотри на меня, я сказал! Ты никогда отсюда не уйдешь. Ты даже думать об этом не посмеешь.
Я захныкала, пытаясь вырваться.
— Ты пойдешь, сделаешь мне кофе, — процедил он. — Затем приведешь себя в порядок. И если ты еще хоть раз посмотришь в сторону двери, я тебя удавлю, Дина. Ты поняла?
Голос стал злее: из Эмиля выплескивались чувства, что он копил эти дни. Черные и страшные в своей откровенности слова.
— Отпусти! — заныла я. — Прошу, отпусти… Дай уйти, — меня трясло от него. — Это всё из-за тебя!..
В тот же миг я получила пощечину. Неожиданную, тяжелую и бескомпромиссную. Свалившую на пол в одно мгновение.
Я упала на колени — щека горела, губы жгло. От неожиданности я опустила голову, и волосы упали на лицо. Из носа побежала струйка крови, капнула на пол.
Дыхание стало частым и поверхностным. В коленях вспыхнула старая боль, лицо тупо пульсировало. Эта боль, эта кровь, эта поза — все напомнило о той ночи. В своем воображении я вновь стояла лицом к стене. И не квартира Эмиля это была, а старый холодный подвал.
А потом было…
Я истошно, по животному заорала. Не знаю, кому предназначался крик, он исходил из самой глубины: из сердца. Я попыталась уползти, вскочила, и бросилась бежать, не разбирая дороги. Обратно, в свое убежище — в комнату, где провела это время.
Больше некуда.
Я перед кроватью я поскользнулась, упала и заползла под нее. Сердце бешено стучало, выпрыгивая из груди. Убежище казалось ненадежным. Я выползла из-под кровати с другой стороны и забилась в угол.
Шаги в коридоре… Я пыталась дышать, а у меня не получалось. Пыталась отползти, но за спиной была стена.
Эмиль остановился в проеме.
— Дура, твою мать… — пробормотал он. — Иди сюда.
Я закрыла лицо руками, всхлипывая от ужаса. Но Эмиль просто стоял на пороге, опустив руки. На правой, которой он мне врезал, была кровь.
Задыхаясь, я уткнулась в колени окровавленным носом. И, наконец, смогла плакать. Слезы текли из глаз беззвучно, без облегчения.
Затаившись, я слушала, как он идет ко мне.
— Вставай, — он вздернул меня на ноги, как безвольную куклу и силой повел в ванную. Больше я не сопротивлялась. Заметив, как сильно меня трясет, он добавил. — Не трону, успокойся.
Нос пульсировал от боли.
Я зажимала его обеими руками, пытаясь остановить хлынувшую потоком кровь. Верить, что он меня «не тронет» было трудно.
В ванной Эмиль развернул меня к себе и осмотрел сверху донизу: разбитое лицо, бордовые от синяков коленки, свою мятую белую рубашку, уже испачканную на груди.
— Давай поговорим, — предложил он, отвернулся и включил воду. — Ты моя жена. Считай, что я тебя купил, только платил не деньгами. За тобой никто не придет и никто тебе не поможет. Уясни это.
Не двигаясь, я смотрела на него. Больше я ничего не могла. Только стоять и слушать. Внутри все сжималось от бессилия перед мужем. Мне хотелось кричать и не останавливаться.
— Надеюсь, ты не думаешь, что мне приятно смывать с рук кровь своей жены, Дина, — тихо сказал он.
Он мыл руки неторопливо, в сток утекала розовая вода. Напряженное лицо было пустым — никакого раскаяния.
— Я хочу, чтобы этого больше не повторялось. Хорошо?
Меня трясло, висок закаменел, вызывая знакомую боль. Эмиль ударил меня всего лишь раз, а ощущение, словно пинал ногами.
Я не могла выдавить ни слова — онемела.
— Дина, я жду.
Я с трудом кивнула.
— Хорошо, — заключил он. — Приведи себя в порядок.
Я набрала воды в дрожащие ладони, чтобы промыть нос. Эмиль следил, как я умываюсь.
— Холодной, — без эмоций посоветовал он.
Я прикрутила горячую, а холодную пустила на полную.
И вправду помогло.
Он принес свежую сорочку взамен испачканной и оперся спиной на косяк. Эмиль хотел, чтобы я переодевалась при нем.
— Я тебя одну не оставлю, — он заметил заминку. — Хочу, чтобы была перед глазами.
Я взглянула ему в глаза, пустые, как будто мертвые. Он о том, что меня там изнасиловали? Почему он так сказал?
— Я не убегу и ничего не сделаю, — пролепетала я.
— Переоденься, — велел он.
Я шмыгнула носом. Я не хотела стягивать рубашку при нем. Он видел меня голой, нам даже было хорошо вместе — неужели это правда, неужели такое было когда-то… Но больше я не могла при нем раздеться. У меня буквально опускались руки.
— Дина, — надавил он. — Не вынуждай…
Я взялась за подол прежде, чем он закончил. В душе было черным-черно и появилось ощущение, что надо мной вновь осуществляют насилие. Я повернулась к нему спиной, пряча слезы и опустив голову, стянула рубашку через голову.
Эмиль подал чистую. Он никак не реагировал: ни на наготу, ни на слезы, ни на мое избитое тело, которое теперь напоминало шкуру леопарда.
— Завтра придет человек, посмотрит тебя. Он врач, — прозвучало так, будто с этим врачом что-то не так. — Держи.
Я завернулась в рубашку, приятно пахнущую свежим бельем. Нагота напоминала о собственной слабости, о той ночи, которую хочу забыть… Одетой я чувствовала себя защищенной. Я теперь даже мыться не могу, переодеваться. Все напоминало о случившемся.
Молчу о том, чтобы раздеться перед мужчиной. Эта мысль вызывала отвращение и панику. Перед врачом тоже придется раздеваться? Не хочу. Не буду.
Я закрыла глаза, чувствуя, как меня трясет от зарождающейся истерики. Так хотелось, чтобы меня обняли, хоть кто-то… Хоть на мгновение… Мама.
Теперь это нереально.
— Пойдем на кухню, — Эмиль первым вышел из ванной.
Я шла следом, низко опустив голову. Даже в мысли себе не хотелось заглядывать, не то, что в зеркало.
На кухне было темно. Ощущая себя в чужом теле и в чужом месте, я безропотно налила в турку воды. Смотрела перед собой в точку, сжав губы. Я не могла вернуться в реальность. Она ускользала. Мне и не хотелось сюда, здесь слишком тягостно.
