Что нас ждет? Расскажи, избавь от груза, если сможешь, ведь у тебя на сердце тот же камень.
— Тебе не нужно это знать, — отрезал Эмиль.
Конечно, нет. Надо кофе доваривать, пока он решает проблемы.
Много ты решил в тот раз, когда они меня…
— Просто живи, будь моей женой, — добавил он. — Забудь обо всем, будь послушна и с тобой ничего не случится. Все, иди, Дина.
Задаю неудобные вопросы?
Я не стала спорить — и кофе тоже доделывать не стала. Задержалась на пороге: Эмиль снова полез в шкаф за коньяком.
Я покрепче захлопнула за собой дверь и через голову стащила платье, набросила его рубашку. Мне нужна нормальная одежда, джинсы, свитер… Я не могу больше в этом ходить.
Он, конечно, видит меня другой, будет перевоспитывать, одевать так, как хочет, научит правильно говорить — да уже научил. Тогда он даст мне немного свободы.
Я шмыгнула носом и подошла к окну. Других развлечений в комнате нет, а на кухне мой муж снова набирается с горя.
Меня грызла злая, отчаянная досада.
Эмиль настоящий мужчина — он со своей женой, место которой строго под подошвой его итальянского ботинка, никогда проблемами не поделится.
Это перед другими он мог играть, но я все видела.
Сегодня, когда мы собирались в ресторан, он меня успокоил — чтобы пришла в себя и не подвела перед коллегами. Можно верить в его ложь, но если от этого зависит жизнь, это непростительно.
А правда в том, что тот ствол у них и ему разрешили взять меня в жены. Это способы давления.
Эмиль никуда не денется с крючка.
Мы оба в яме с отравленными кольями и нам не выбраться. Чего ждать? Что нас прикончат? Уже пытались, что помешает им вновь? Но мысли о побеге слишком пугали. Если я убегу, пойду к ментам, чем мне помогут? Без улик просто разведут руками. А меня потом найдут с простреленной головой где-нибудь за городом.
Я судорожно вздохнула и ткнулась лбом в стекло.
Мысли изводили меня, разрывали на части. Как жить, умирая день за днем, просто на него глядя?
А выбора нет. Впереди долгая зима, которую нам предстояло пережить вместе. Вместе с ним — холодным, опасным. Я уже поняла, что Эмиль меня не согреет. Не сможет. Не умеет. А еще он ходит к другой. Я для него обуза.
Эмиль способен только разрушать — даже себя. Страшнее всего, что ему на это наплевать.
Глава 51
Я не знала, что в Ростове зимой такие длинные ночи.
Они меня убивали.
Вроде все пошло по накатанной, я примерно знала, чего ждать. Но стало только хуже. Я присматривала за домом, погружалась в себя. Мне не нравилась реальность, я мечтала спрятаться в другом мире и выбрала свой внутренний. Училась жить заново.
Говорят, со временем получится, но это ложь. Утешение для отчаявшихся.
Я отталкивала все, что напоминало о страшных событиях, так и жила. Не смогла вынырнуть из холодной давящей пучины, где ноги запутались в сетке. И осталась на глубине: без воздуха, без надежды.
Сосредоточилась на пустяках — у меня остались маленькие радости. Чашка кофе, вид из окна. Мокрые листья осенью. Зимой крошечные снежинки на стеклах. Весной аромат цветущей черешни, каштанов и шиповника: дурман, сводящий с ума. Если оглядеться, что-нибудь отвлечет от агонии. Главное, не дать ей власти. Это единственная возможность избежать встречи с тем, что внутри.
Я долго боялась смотреть себе в глаза в зеркало.
Почти получалось жить, но на улице так рано темнело, а Эмиль почти не говорил со мной. Декабрь меня чуть не доконал. Но муж выглядел относительно спокойным, на меня не кидался, а «гости» нас больше не беспокоили — я решила, все более-менее.
Снега высыпало неожиданно много, город не справлялся. Самый холодный, мрачный и тяжелый Новый год в моей жизни. Двадцать пятого декабря Эмиль заставил меня позвонить маме.
Я бы соврала, что забыла номер, да он сам где-то его раздобыл. Набрал, и сидел рядом, пока я слушала длинные гудки. Я тряслась от страха, плотно запахнув недавно купленный халат, и закаменела на краю кровати.
— Скажи, что с тобой все в порядке, — проинструктировал он. — Успокой, чтобы семья не беспокоилась. Скажи, что вышла замуж, переехала в Ростов…
— Привет! — выпалила я, когда на том конце сняли трубку.
Выпалила с облегчением, лишь бы не слушать Эмиля.
Трубку сняла соседка. Я даже расстроилась: отношения не очень, но мама из той, другой жизни, где все было хорошо. У меня была иллюзия, что время можно повернуть, если попытаться. Окунешься в детство — и вернешь себе душу. Вранье, конечно.
Я рассказала, что познакомилась с замечательным мужчиной, вышла замуж и теперь живу в Ростове. Глуховатая соседка пообещала передать родителем и дотошно допытывалась, люблю ли я его. Мне пришлось проорать «да!» несколько раз, чтобы она услышала.
После звонка стало тоскливо.
Раньше я наряжала искусственную елочку шарами из супермаркета, расстилала под ней декоративную солому и дождик, клала леденцы, сувениры для друзей. В этом году Новый год я встречала с выключенным светом, в постели, накрыв глаза сгибом локтя, чтобы не смотреть на фейерверки в небе.
Эмиль пришел с бокалом шампанского. Наверное, пытался вернуть меня хотя бы к имитации жизни.
Я села и нерешительно взяла бокал. Ледяной, шипящий — такой веселый, как будто издевается, гад.
— Грустишь? — голос Эмиля был хриплым, как ото сна.
Он наклонился, соприкасаясь бокалами. Тихо, не чокаясь, провел кромкой, вызывая неприятный скрип. Вот такой у нас праздник. Пиджак на широких плечах разъехался, открывая мятую рубашку, расстегнутую у горла. Он что, спал одетым?
— Немного, — соврала я.
Как Новый встретишь, так и проведешь. Свой я встречаю в аду.
Мы синхронно выпили. Эмиль был совсем рядом — руку протяни. Я поджала голые ноги, попробовала натянуть рубашку на колени, а затем набросила сверху одеяло. Не хочу, чтобы пялился.
Шампанское было кислым и щекотало язык.
— Перестань, маленькая, — хрипло сказал он. — Ты не сожалеть должна. А благодарить бога.
Я опустила глаза.
Конечно, Эмиль. Тебе виднее, что и кому я должна.
Но в глубине души признала — он прав. Главное, что я здесь, могу дышать, пить шампанское.
— Улыбнись.
Я послушно приподняла уголки рта.
— Скоро все закончится, маленькая, — спокойно сказал Эмиль.
— Обещаешь?
Тишина была такой мрачной, что я поняла: хорошего финала не будет.
— Я позабочусь о нас. Пока выплачиваю деньги, нас не трогают.
