Я съежилась на стуле, зажав ладони между коленями. Даже пальто снять не успела.
Выдержки Эмилю хватило ровно до дома. Переступив порог, он начал кидаться на стены.
Ходил по кухне, точно искал противника. Обезумевшие глаза обшаривали пространство. Воротник он рванул, пытаясь расстегнуть, пуговицы раскатились по полу. В распахнутой сорочке было видно, как мощно поднимается грудь, покрытая светлыми волосками.
Ему велят продавать бизнес. На него давят. Теперь он в бешенстве.
Перестань, хотелось сказать мне. Но Эмиль утих сам. Человек с тысячью лиц сделал вид, что успокоился. Я видела чувства, которые он прячет: злость, бессилие, ярость. Мужчины вроде него не выносят, когда об них вытирают ноги.
Но мы хотя бы живы, в отличие от.
— Чтобы больше я тебя с Андреем не видел, — угрожающе сказал Эмиль, и я опустила голову, будто хотела повиниться.
Я-то в чем виновата? Я ему на шею не вешалась.
— Нашла, с кем любезничать, — он ругнулся, ладонями протерев уставшее лицо. — У тебя просто дар, Дина, связываться черт знает с кем!
Я прикусила губу, это он про себя с Лазарем?
— Твою мать… Пяти минут меня не было, а она трется по углам с…
— Он просто отвел меня в туалет, — прошептала я. — Мне стало плохо, когда я увидела, что они…
Что на тебя орут. Это вообще не стоит говорить. Взбесится еще сильней.
— Он убийца, Дина! — Эмиль сунул руки в карманы. Идеально отглаженные брюки в сочетании с распахнутой рубашкой и безумными глазами выглядели жутко. Так изображают бизнесменов в нервном срыве. — Если что-то случится, это он затянет петлю на твоей шее, ты поняла?!
Андрей? Убийца? Что за бред… Но сколько я ни смотрела в лицо Эмилю, он не смеялся и не говорил, что это шутка. Муж тяжело дышал, шея и лицо были в красных пятнах. Светлые волосы в беспорядке — в нем не осталось ни капли былой привлекательности. Передо мной загнанный в угол немолодой мужик с плохим характером, и в перспективе без копейки денег. А то и без головы.
Эти месяцы и его изменили до неузнаваемости.
— Прости, — прошептала я. — Я не знала.
— Теперь знаешь! — грубо бросил он.
— Прости, Эмиль! — я повысила голос. — Пожалуйста, хватит! Я больше не могу, перестань на меня орать! Умоляю!
Наконец, он утих.
А я судорожно выдохнула, перепуганная собственной смелостью. Но Эмиль довел меня до ручки. Какой смысл, что ты на меня бросаешься, будто это поможет!
Эмиль замер, поставив руки на пояс. Ноздри раздувались от ярости, но уже не психует. Когда мы вернулись, в подъезде он засадил кулаком в стену, ободрав костяшки на правой. Кровь уже не шла. Засохла красными хлопьями на кисти.
Я с надеждой смотрела на него. Ну же, придумай что-нибудь.
Но он молчал, и взгляд был потерянным. У нас нет выхода.
— Эмиль… О чем вы говорили?
Он поднял невидящий взгляд. Я имела в виду — с тем бритым Захаром, но не знала, как его обозначить вслух. Эмиль и так догадался.
— Ни о чем, не волнуйся.
Да, конечно, стена ты моя каменная.
— Они угрожали? Эмиль!
Да скажи что-нибудь! Сколько можно делать вид, что справишься сам? Я устала бояться. Устала так жить. Я выгорела дотла за срок нашего брака!
— Они сказали, что заберут тебя, пока я не рассчитаюсь за прошлый месяц, — Эмиль говорил безжалостно и прямо. Ну что ж, я сама хотела знать. — Они просто пугают. Завтра я отвезу деньги. Ничего не случится.
Я подышала на пальцы, внезапно почувствовав холод. Потерла их об колени.
Не думай об этом, Дина. Даже не смей.
В такие моменты казалось, что я справлюсь и выдержу все, лишь бы не отдал меня. Я буду вечность варить тебе кофе, запекать мясо, убирать твой дом. Даже каждое утро буду сосать тебе, Эмиль, только не…
— Давай все продадим, — попросила я, предчувствуя, что на меня наорут. Это не свое имущество я предлагала продать. Эмиль, может, всю жизнь ради него пахал.
Я зажмурилась, борясь со слезами. Тревога высасывала силы, которых и так было мало.
Боже, зачем он вообще купил мне шубу? Она стоит больше миллиона, неужели месячный платеж больше, если она — пустяк, как сказал Эмиль. Она мне даром не нужна. Я никогда не жила богато. Если надо, затяну пояс до самого позвоночника.
— Маленькая, — Эмиль опустился передо мной на колени и положил тяжелые ладони на бедра.
Я пристально следила за глазами, пытаясь в них прочесть, что за беда нас ждет. Такой напряженный. У него будто буря внутри, разрушающая его каждое мгновение.
— Мне страшно, — прошептала я.
— Потерпи, — он сжал пальцы. — С утра поеду к нему, отвезу этот сраный платеж за прошлый месяц. Запрешься и никому не откроешь, пока не вернусь.
— Они могут прийти? — испугалась я.
— Все будет нормально, — сказал он. — Если кто-то придет, не подходи к двери.
— Ты уверен… Эмиль, ты…
Я не решалась закончить: если скажу вслух, предам себя. Но было так страшно, что я наступила на гордость.
— С тобой ничего там не случится?
Я разгладила помятую сорочку на плечах, рассматривая ряд оторванных с мясом пуговиц. Сколько сорочек я ему нагладила за это время. У меня не было дел, кроме Эмиля. Еда, одежда, дом — обо всем заботилась я. Неидеально. Как могла. Откровенно говоря: из-под палки. Но это тоже семья. Другого мужа у меня не было.
— Ты за меня беспокоишься? — он невесело усмехнулся и рассмеялся, прижимая пальцы к глазам. — Все будет нормально. Отдам деньги и вернусь вечером, как всегда. Не забудь приготовить ужин.
Я выдохнула: если Эмиль планирует завтра поесть, то считает, что вернется.
— Ты голоден?
Он покачал головой.
— Иди к себе, — тихо сказал он. — Я устал.
После срыва он и впрямь выглядел сонным.
Сжав на прощание его пальцы, я ушла в комнату. Стянула противное платье и набросила халат. Холодный и скользкий, он казался неприятным, пока не нагрелся от тела.
Вроде мы поговорили, а тревога росла.
Я облокотилась на подоконник. Устойчивый свет фонарей за окном разгонял темноту. Жаль, что с моей личной тьмой ничего не сделать. По привычке прислушалась к происходящему в квартире: Эмиль ушел в спальню, все стихло. Даже душ принимать не стал.
Они сказали: Лазарь ни при чем. А где же тогда деньги, черт возьми?
И почему Эмиль задержал платеж? Мы не экономим. Хотя, если речь идет о собственной шкуре, вроде как стоило бы, если ему не хватает на выплату.
Вопросы без ответов изводили меня. Около часа я рассматривала ночной Ворошиловский. За осень и зиму я привыкла к этому виду, город стал знакомым — иногда появлялось ощущение, сводящее с ума, что я и вправду дома. А иногда казалось, что я в клетке, стены которой сжимаются все быстрее, пока совсем не схлопнутся и не раздавят меня к черту.
