— Дайте нам поговорить…
— Хозяин не хочет. Простите.
Могу ошибаться, но, кажется, я услышала выстрелы перед тем, как мы тронулись. Я резко обернулась на сиденье, чтобы увидеть заводскую территорию. Пусто.
— Не убивай его! — проорала я на всю машину, словно Эмиль мог меня слышать.
Он не слышит мольбы, а я забыла это. Охрана хранила молчание. Еще какое-то время я с надеждой смотрела назад, а затем уронила голову на спинку сиденья.
За что? За что, Эмиль?
Глава 49
Сначала он забрал фамилию, любовь и, наконец, свободу.
Меня заперли в квартире на Ворошиловском, где мы когда-то жили. Неделю не было вестей. Меня не выпускали, забрали телефон. Кажется, с той стороны двери стояла охрана, но сколько я ни лупила по двери, никто не отозвался.
Эмиль забыл меня. Вычеркнул из жизни.
Дни напролет я лежала, глядя в стену. Вспоминала разочарованные глаза мужа, прощальный взгляд Андрея… Снова и снова крутила ту сцену в голове — я не знала, чем она кончилась.
Наверное, то, что я простила Андрея странно и неправильно. Я защитила врага. Того, кто уничтожил жизнь Эмиля, мою. Но неужели я не заслужила даже коротких объяснений?
В воскресенье днем в дверь постучали, а затем открыли своим ключом. Я набросила шелковый халат и взволнованно вышла в коридор. Охранник Эмиля. Даже не Антон — кто-то из массовки.
— Что вам нужно? Где Эмиль? Что… Что с…
Я чуть не спросила про Андрея, но это явно не тот, кому нужно задавать вопросы. Пряча глаза, он протянул пакетик из аптеки.
— Хозяин ждет результат. Я подожду.
Я заглянула внутрь — тест на беременность.
— Это что… Он издевается? — взор затуманился от слез. — Где он? Внизу?
В последнее время я так часто плачу… Постоянно на нервах… Может, действительно секс в машине закончился успехом и меня штормит от гормонов?
— Простите, — он виновато смотрел в пол. — Хозяин не хочет вас видеть. Ему нужен результат.
Я кивнула, хотя челюсти свело от обиды. Наверное, и под замком поэтому держит.
Я удалилась в туалет, резко вскрыла упаковку. Обычная тест-полоска, со второй резервной в комплекте. На нее нужно помочиться и немного подождать.
Я думала… мы любим друг друга. Столько пережить, через столько пройти — и вот во что вылилась наша неслучайная встреча в клубе. Я сижу на полу, плачу и жду…
Это больно… Тебе как будто плюют в лицо — не понесла ли ты от меня, дорогая? Это все, что его интересует. Потом я могу гнить в четырех стенах дальше.
Первая ярко-красная полоска появилась сразу.
Я опустила глаза, рассматривая кафель на полу. Лучше не думать о будущем… Полезут мысли. А если я беременна — как поступит Эмиль?
Будет держать в клетке до родов, заберет ребенка? Принудит жить с ним, как раньше, варить кофе по утрам, подавать ужин? Я усмехнулась, скомкав халат на груди — у него есть в этом опыт, а теперь его тем более никто не остановит. Эмиль стал хозяином города.
— Я тебя ненавижу, — прошептала я в пустоту, и мельком взглянула на тест.
Одинокая полоска светилась малиновым. Пусто. Я выдохнула, спрятала лицо в ладонях и еще около минуты сидела, чувствуя слабость. Только потом вышла из ванной.
— Передайте моему мужу… Пусть подавится.
Покрасневший охранник забрал тест и оставил меня одну. Надеюсь, швырнет использованный тест ему в рожу. Жаль, сама я не могу этого сделать.
Я думала это больно?.. По-настоящему больно стало, когда через пять минут поднялся Алексей Юрьевич, юрист Эмиля. Все это время они ждали результат теста внизу. Подготовились.
Он без разрешения прошел на кухню. Я опустошенно наблюдала, как он раскладывает на столе бумаги.
— Эмиль поручил закончить бракоразводный процесс. Соглашение об имуществе мы уже подписали.
Помню: мы разводились для отвода глаз. А теперь… по-настоящему.
— Он сказал почему? Хоть что-то должен был сказать этот сукин сын!
Но я знала ответ. Сгустком боли он пульсировал в груди: тест отрицательный, а я предала его, как Эмиль считал. Рыдая, я отвернулась. Алексей Юрьевич сочувственно смотрел на мой оскаленный от горя профиль.
— Господин Кац настроен серьезно. Вы восстановлены в правах через суд, скоро получите бумаги. Также вам остается некоторая недвижимость и… Ах да, «Парус» вы продали.
— Мне ничего не нужно! Пусть подавится своим барахлом!
— Подпишите, — попросил юрист.
Я взяла тяжелую ручку и, немея от задавленной истерики, оставила подписи. Алексей Юрьевич сразу же начал собираться. Выложил на край стола ключи, телефон… Я не беременна, домашний арест снят.
— Трус! — проорала я вслед. — Передайте ему, что он трус! Он даже не поговорил со мной!
Юрист остановился. Спина, обтянутая дорогой тканью пиджака, и рука, сжимающая ручку элитного портфеля, напряглись.
— Мне жаль, Дина, — вежливо, но отстраненно сказал он. — Рекомендую обратиться к специалисту, который поможет пережить развод.
В глазах было сочувствие, но противное — так жалеют слабых. А еще там была правда об этом мире: им управляют богатые мужчины. Дело брошенной жены плакать, никому не мешая, и пить антидепрессанты.
— Я за ним по битому стеклу ползла, — произнесла я. — Так что пошел в жопу со своими советами.
Он снисходительно улыбнулся.
— Всего доброго, Дина.
Я осталась на кухне, внутри была пустота. Вместе с бумагами, юрист отнес моему мужу сердце… Бывшему мужу.
Наверное, он убил Андрея… Убил, замел следы, возглавил город, выбросил предавшую его жену на помойку.
За последнюю неделю он снился мне несколько раз. Что я вхожу в приватный кабинет «Фантома», на мне красное платье. Эмиль ждет там — холодный, уставший, с бокалом коньяка в руке. Я пытаюсь говорить с ним, а он не отвечает. Я долго-долго плачу, а Эмиль неподвижно стоит. Когда я проснулась, в груди тянуло от боли, подушка стала мокрой от слез.
Я сама просила развод. Кого мне винить?
Когда я любила его, спала с ним, я знала, какой он. Пытки не делают людей лучше, они сводят их с ума. Последний год превратил его в зверя, но я его таким полюбила. Я не знала его другим. Самые сильные чувства я испытала с ним — и боль тоже. Пожалуй, боль была сильнее всего.
Я подобрала телефон, стерла слезы и набрала номер Антона. Он долго не отвечал, затем я услышала тихий голос.
— Дина? Что случилось?
Скрывает звонок. Антон мог сбросить: бывшая жена босса больше никто. Но он рискнул, думаю, какие-то зачатки сочувствия и уважения он ко мне испытывал.
