Уязвимая, с низкой самооценкой… идеальный материал для секты. Вероятно, Кэрол не привнесла туда практически никаких материальных ценностей, но то, что ее приняли и говорили, будто любят ее, завоевало ее верность секте. На самом деле это было маленькое чудо, что она сумела освободиться. Большинство людей не в состоянии уйти до тех пор, пока все не станет настолько плохо, что они уже больше не могут найти этому оправдание, и тогда уже их требуется спасать… или они погибают.
Я знаю, что часть рассказанной ею истории – правда. Но сильно подозреваю, что она по-прежнему лжет кое в чем. Может быть, в мелочах, как делает большинство людей. Но Кэрол обескураживающе искусна в этом, и я не могу понять, на самом ли деле она откровенна со мной в самых важных частях своего рассказа.
– Когда ты обзавелась этим рюкзаком? – спрашиваю я, потому что мне нечего терять, а это может выбить ее из колеи. Но уловка не работает. Кэрол моргает, потом отвечает:
– За день до того, как мы должны были встретиться с Реми. Он сказал, что это старый рюкзак, не нужный ему. – Но в ее голосе слышится легкое напряжение. Что-то, подсказывающее мне, что я задела чувствительную струнку. – Я не крала его у него.
– Я не собиралась обвинять тебя в краже, Кэрол. Как твоя настоящая фамилия?
– Хикен…
– Я видела эту фамилию на часах.
Она сразу умолкает и смотрит на меня куда пристальнее, чем раньше. И я пересматриваю ту оценку, которую дала ей прежде. Кэрол очень искусно изображает уязвимую, слабую девушку. Но она вовсе не уязвима – там, где это требуется. В ней есть стальной стержень, который проявляется лишь на краткие мгновения и снова прячется под маскировкой.
Наконец девушка говорит:
– Я не знаю, какая фамилия была у моих настоящих родителей. Мне не говорили. Последняя моя приемная семья носила фамилию Сэдлер. Так что, наверное, я Кэрол Сэдлер. Но какое это имеет значение? У меня даже нет никаких доказательств. Церковь забрала всё, когда я туда вступила.
Она бессознательно говорит «церковь», не «секта». И я знаю, что Кэрол имеет в виду не маленькое здание, обитое досками, где она нашла приют у пастора Уоллеса.
– Как она называется? Эта церковь?
«Секта».
Кэрол в течение нескольких долгих секунд смотрит в пол, потом отвечает:
– Она называется Собрание Святых. Извините, я уже очень устала. Мне нужно поспать.
Прежде чем я успеваю что-либо ответить, она откидывает покрывало и забирается в постель, по-прежнему полностью одетая. Укрывшись с головой, зарывается в подушку – так, словно намеревается полностью спрятаться в мягких складках хлопковой ткани.
Сегодня я от нее больше ничего не добьюсь. Я попробую еще поговорить с ней утром, но пока оставляю ее в покое и возвращаюсь к своему компьютеру. Пересылаю Джи Би краткий отчет о том, что мне удалось узнать, и фиксирую это в своих сетевых записях. Делаю пометку о том, чтобы провести проверку по имени Кэрол Сэдлер – хотя вряд ли это даст мне что-либо важное. К тому времени, как заканчиваю, я чувствую себя ужасно усталой, но мне еще нужно проверить голосовое сообщение от Сэма.
Я выслушиваю то, что он зачитывает мне, потом снова открываю файл с записями, заново включаю сообщение и записываю имена из поста, который он прочитал. Этих имен шесть, включая Реми Лэндри. Если автор поста прав, за последние несколько лет пропали еще пятеро молодых мужчин. Они просто… исчезли. Двое ушли из общежития колледжа, и их никто никогда больше не видел. Один учился в старшей школе и пропал после тренировки на природе. Один – по пути домой с работы. И последний – из бара, так же как и Реми.
Я быстро пробиваю их имена по специализированной системе поиска, сделанной для фирмы Джи Би, и обнаруживаю, что следствие по всем этим делам все еще не закрыто. Эти случаи не сосредоточены в каком-то одном месте, а распределены по всему юго-востоку США.
Но все они – крепкие парни белой расы и определенного возраста: самому младшему было на момент исчезновения семнадцать лет, самому старшему – двадцать два.
Я выхожу из номера, прислоняюсь к стене в коридоре и звоню Сэму. Он отвечает на втором звонке. Я проверяю время: второй час ночи.
– Привет, – говорю я. – Ты еще не спишь?
– Да, я надеялся, что ты позвонишь. Не мог уснуть, хотя устал так, что думал, будто рухну, как «Гинденбург»
[10].
– Давай не надо.
– Слишком быстро?
– Слишком резко. Ты дома?
– Нет, мы остановились в другом отеле. Я решил подождать здесь, пока Кеция не просигналит нам, что все чисто. Это не должно занять много времени, верно? Бон Кейси и Олли Бельден не похожи на чрезмерно хитрых злодеев.
Я рада, что Сэм не вернулся прямиком в Стиллхауз-Лейк. Там слишком много невыявленных опасностей.
– Наслаждайся гостиничным сервисом, – говорю я ему. – Я тоже в отеле.
– Как идет твое расследование?
– Интересно, – отвечаю я и прижимаюсь затылком к стене. Голова начинает болеть – где-то в середине, позади глаз, и я на несколько секунд закрываю их. – Кэрол говорит, что должна была встретиться с Реми, и он собирался дать ей денег на побег из Ноксвилла. Но он так и не пришел, и никто его больше не видел. И у нее остался ее рюкзак. Теперь, когда я знаю, что в этих исчезновениях есть определенная закономерность – спасибо, кстати, – утром я назову ей другие имена и посмотрю, что будет. – Несколько секунд размышляю, говорить ему или нет, потом все же выкладываю: – Она сказала, что состояла в секте. Ну, то есть она называет это «церковью», но все просто вопиет о том, что это секта.
– Ого. – Я слышу, как меняется тон Сэма. – Как в Вулфхантере?
В Вулфхантере мы размотали целый клубок ядовитых змей, но гнилой сердцевиной этого клубка была отвратительная секта с жестокой философией порабощения женщин. «Движимое имущество». Так сказала Кэрол. Большинство сектантов Вулфхантера уже мертвы, но их лидер, как я слышала, сбежал. Однако это, несомненно, не была та секта, о которой говорила Кэрол. Насколько я знаю, там не вербовали новых членов открыто, как здесь.
– Не знаю, – сознаюсь я. – Мне не так уж много удалось из нее вытянуть.
– Она все еще с тобой?
– Да. Я планирую получить от нее сведения, а утром отпустить ее. Купить ей билет на самолет в какое-нибудь безопасное место.
– Может быть, я и не прав, но я слышу в твоих словах невысказанное «но», – замечает Сэм. Он всегда отлично улавливает мою мысль или даже забегает вперед; мне никогда не приходится ждать, пока до него дойдет. – Ты ей не веришь.