Патер Том говорит еще какое-то время, но это сплошные цитаты из Библии и объяснения того, что они значат, и я не очень-то слушаю, хотя он объясняет совсем не то, чему меня учили в воскресной школе. У него глубокий спокойный голос, который то понижается, то повышается, словно патер поёт. Это заставляет расслабиться, и я погружаюсь во что-то вроде транса, слушая звучание этого голоса.
Потом он умолкает.
Я немного изумляюсь, осознав, что люди вокруг двигаются. Женщины и дети направляются прямо к двери, плотной вереницей, а мужчины стоят и чего-то ждут. Патер Том сидит в своем кресле и разговаривает с одним из мужчин, которые были вместе с нами в фургоне, – с тем, который сидел за рулем, а не с тем, кто ударил Сэма шокером. Я так сосредотачиваюсь на них, что оказываюсь застигнут врасплох, когда замечаю, что кто-то протягивает мне руку. Я моргаю и оборачиваюсь. Это один из тех людей, которые стояли рядом со мной.
– Рад, что ты здесь, брат Коннор, – говорит он и пожимает мне руку, потом хлопает меня по плечу, словно мы друзья. И прежде, чем я успеваю сказать, что я ему не друг и вообще не хочу быть здесь, его сменяет другой тип, пониже, который заявляет:
– Добро пожаловать, здесь ты в безопасности.
Все они подходят ко мне по очереди, широко улыбаясь и протягивая руки для рукопожатия.
– Бог да благословит тебя за то, что ты приехал к нам, – говорит один из них, как будто у меня был выбор. Я знаю, что это спектакль, что им приказано действовать так, чтобы я чувствовал себя гостем. Они словно просто принимают искаженную реальность патера Тома, не задавая вопросов. Обычно я понимаю, когда кто-то говорит мне что-то лишь для того, чтобы сказать, но все эти мужчины обращаются ко мне так, будто и вправду рады меня видеть.
– Я хочу уйти, – пытаюсь сказать я одному из них. Он просто улыбается, кивает, хлопает меня по плечу и отходит в сторону, уступая место следующему.
После десяти человек я начинаю сбиваться со счета. Все они говорят немного разное, но одно неизменно: они улыбаются мне. Они выглядят довольными. И все похлопывают меня по плечу.
Через некоторое время становится очень сложно не улыбнуться в ответ. Я не хочу улыбаться, но когда люди это делают, когда они так радостно смотрят на тебя… это странно. Какая-то часть тебя начинает говорить, что ты должен тоже проявлять радость.
Мне не нравится то, что мне хочется улыбаться.
Я замечаю, что одна из девочек – наверное, моя ровесница или около того, – бросает на меня быстрый взгляд, выходя из церкви со всеми остальными. Это симпатичная темноволосая девчонка, ниже меня ростом. Я смотрю на нее, пока очередной тип говорит мне, как они рады, что я здесь. Она идет в конце длинной вереницы женщин, тянущихся прочь из церкви. Поворачивается и смотрит на меня снова, и я думаю… я гадаю, не хочет ли она что-то мне сказать. Может быть, она может мне помочь. Может быть, я смогу найти настоящего друга, который поможет мне освободить Сэма…
Я почти слышу, как моя сестра дразнит меня: «Ты просто хочешь так думать, потому что она симпатичная».
Как только девочка оказывается за дверью, мужчины тоже начинают уходить, и к тому времени, как последний из них пожимает мне руку, я чувствую себя ужасно усталым от всех этих приветствий. Я не заметил, как ушел патер Том, но сейчас его кресло пусто. Я не знаю, куда идти, поэтому следую за мужчинами, покидающими здание.
Девочка, которую я заметил, стоит около крыльца и разговаривает с женщиной постарше. Она бросает на меня еще один взгляд и улыбается. Это совсем короткая улыбка, но у меня возникает ощущение, будто из мира вытянули весь воздух. У меня щелкает в ушах – или мне так кажется. Мне становится одновременно жарко и холодно, и я едва не оступаюсь.
Вот такая это улыбка.
– Привет? – Я произношу это вопросительно. Небрежно. Она отвечает:
– Привет тебе, брат Коннор. – И мне кажется, что никто никогда не выговаривал так мое имя. – Мы все рады, что ты с нами.
Она слегка приседает – как будто делает старомодный реверанс. Не протягивает мне руку, и я не знаю, что делать со своими, поэтому просто сую их в карманы и слегка киваю.
Старшая женщина уходит.
– Спасибо, – говорю я девочке. – Как тебя зовут?
– Ария, – говорит она. По-моему, я никогда раньше не встречал кого-либо с таким именем. Оно красивое.
– Ария… а фамилия?
Она лишь улыбается в ответ.
– Я с радостью покажу тебе здесь все. Могу я называть тебя Коннор?
– Э… конечно, – отвечаю я. – Я хотел бы поговорить со своим папой. С Сэмом.
Она не прекращает улыбаться.
– Конечно, я спрошу, можно ли это сделать. Но ведь он не твой настоящий отец, верно? – Мне это не нравится, и она, должно быть, видит это, потому что немедленно отступает, будто я собирался ее ударить. – Извини, это было грубо. Мне не следовало так говорить.
Теперь я чувствую себя виноватым за то, что напугал ее.
– Нет, – говорю, – ничего страшного. Ты права. Просто… я не люблю говорить о своем родном отце.
– Да, конечно. Извини, пожалуйста, Коннор. Ну, я думаю, что сначала ты должен увидеть водопад, это самое лучшее, что здесь есть, а потом…
– Ария! – резко произносит чей-то голос. Я поднимаю взгляд и вижу, что к нам идет самая старшая из женщин – сестра Гармония, патер Том называл ее по имени в церкви. Вид у нее сердитый. – Иди работать. Быстро!
– Но я делала только то, что сказал патер Том…
– Иди! – рявкает сестра Гармония.
Ария делает резкий вдох и бежит прочь, опустив голову, длинные волосы хлещут ее по лицу. Она одета в синюю юбку, такую длинную, что из-под подола видны только башмаки, и в голубую рубашку. Ария словно сошла с картины в музее – красивая, но такое впечатление, будто она жила сто лет назад. Руки ее сжаты в кулаки, она направляется куда-то в поля.
Сестра Гармония смотрит на меня и, в отличие от всех остальных, не улыбается. Ее рот сложен в прямую линию.
– Я покажу тебе твое жилье, брат Коннор, – говорит она, и впервые я слышу что-то, звучащее негостеприимно. Она не хочет, чтобы я был здесь. В ней нет этой лихорадочной теплоты, которая исходит от остальных. Она твердо берет меня за локоть. – Прости сестру Арию, она молода и не понимает, насколько неуместно ее поведение. Сюда.
После всей этой фальшивой братской любви ее отношение кажется… настоящим. Словно свежий ветер в лицо. И я осознаю́, насколько мне это было нужно. Не то чтобы я забыл, что меня похитили и притащили сюда, или как мама дралась за меня, и как Сэм… Просто все это было чересчур. И сейчас, когда у меня в голове прояснилось, я понял: все, что делали люди в церкви, предназначалось для того, чтобы я чувствовал себя важной персоной. Даже то, как разговаривала Ария.
Ей было приказано быть со мной любезной.
