Парфенов достал свиток, развернул его.
Воеводы и десятники начали разговор о том, как ближе и скорее, при этом скрытно дойти до Треблино и наладить связь с Александровской слободой. После долгих горячих споров они решили идти из Стешино к селу Торфяное, расположенному в двадцати верстах. Там находился перелаз чрез Москву-реку. Далее по лесу, по тропам, известным местным мужикам, до деревни Гардонка. Это еще тридцать верст. На этом участке использовать проводника, которого назначит княжич. От деревни держать путь на озеро Тихое, что в двадцати верстах от Гардонки. Там сделать большой привал, поутру пойти на деревню Ширя, от нее – к селу Бочарово, что стоит в тридцати верстах от Треблино. Туда не заходить, встать в пяти верстах в лесу, оттуда и вести разведку дороги на Александровскую слободу.
Приняв такое решение, воеводы и десятники разошлись.
Бордак прошел к семье.
Алена лежала на кровати, Петруша вертелся рядом. Служка Колька сделал ему свисток, мальчишка занимался им.
Бордак сел на табурет у кровати жены и спросил:
– Как ты, Алена?
– Ох, Михайло, видать, рожу я тебе богатыря, так тяжко его носить. С Петрушей намного легче было.
– Тебе бы больше двигаться, родная.
– Это и повитуха говорит, да сил нет, Михайло. Так и тянет в постель. А ты опять покидаешь нас?
– Да, Алена, но иначе нельзя.
– Разумею. Но душа не желает того принимать. Очень хочу, чтобы ты рядом был.
– Я тоже этого желаю. Но я воин, и мое дело в трудную годину родину защищать.
– Эх, Михайло, ходил ты с дружиной в походы, бил басурман, а пришел Девлет-Гирей и разорил Москву.
– Ты же знаешь, Алена, что так вышло случайно. Но собака Девлет не решился направить орду на сгоревшую Москву. Он знал, что русские даже мертвыми драться будут.
Женщина положила руку на широкую ладонь мужа.
– Не говори так, Михайло. Не надо мертвыми. Живыми надо.
– Я так, к слову.
– Не надо. Скажи лучше, когда уводишь из села дружину.
– Вот попрощаюсь с тобой, с Петрушей, Герасимом, Марфой и поеду.
– Далеко ли путь твой лежит?
– Куда сейчас идти, знаю, а там разберусь.
Алена вздохнула и спросила:
– Это сколько же я тебя не увижу?
– Коли по правде, то, наверное, долго. И родить успеешь, и в себя прийти, и, возможно, на Москву вернуться.
– Что там делать? Подворье-то сгорело.
– Людей мастеровых наймем, они и свои, и наше подворье поднимут. Еще краше станет.
– Как долго тебя не будет. Знаешь, Михайло, об одном прошу. Коли помру я при родах, а дитя выживет, ты уж найди и для него, и для Петруши женщину, которая могла бы стать им матерью.
– Даже думать об этом не смей! Все пройдет хорошо.
– Я тебя на самый крайний случай прошу. Обещай сделать так. Мне от того легче будет.
– Мы будем вместе. Ты, я, Петруша и ребятеночек наш!
– Обещай, Михайло!
– Ты забудь плохое и давай-ка вставай. Жене следует мужа проводить.
– Тяжко вставать, Михайло.
– Надо, Алена.
– Ты не обещал.
– Этого ты не услышишь. Олеся! – крикнул он.
Та быстро объявилась.
– Слушаю, боярин.
– Помоги боярыне встать и выйти во двор. Я буду там ждать.
– Извиняй, Михайло Лексеич, но, может, ей лучше полежать?
– А что повитуха говорит?
Девушка вздохнула и ответила:
– Что двигаться больше надо.
– Ну вот! Зачем тогда лежать? Помогай, и во двор, не спеша, потихоньку.
Бордак вышел из опочивальни, спустился во двор.
Там стоял Огнев:
– Воевода, дружина к походу готова, ждет наказа, – доложил он.
– Погоди немного, Лука.
– Разумею, прощайся, боярин, не торопись. Мы подождем, а утраченное в пути наверстаем.
Бордак немного побыл с семьей во дворе.
Пришло время прощаться. Он обнял плачущую жену, сопевшего Петрушу и сказал:
– Я вернусь. Вы только берегите себя.
Воевода ушел к церкви, где на конях гарцевали опричники, сел в седло.
Парфенов стоял в стороне.
Бордак подъехал к нему и спросил:
– Проводника до Гардонки нашел?
– Нашел. Это Степан Лекан, знатный охотник.
– Где он?
– Да вон, у входа в церковь. Я наказал ему ждать, покуда не позовут.
– С припасами порядок?
– В сумах воинов запас на неделю.
– Этого хватит. Значит, проводник Степан?
– Да.
Бордак взглянул на мужика и крикнул:
– Степа, подойди.
Мужик подбежал к нему. Был он крепок телом, суров лицом, в жилистых руках сжимал топор.
– Зачем топор тебе нужен, Степа? – с улыбкой осведомился Бордак.
– Сгодится, боярин, без него в лесу делать нечего, как и без огнива. Пропадешь.
– Ладно. Дорогу до Гардонки хорошо знаешь?
– Хорошо, не хорошо, а знаю. Там места дичью богатые, встречаются и лось, и косуля. Бывало, я и на медведя ходил. У меня недалеко от деревни той даже избушка охотничья есть.
– А далее дорогу покажешь?
– Смотря куда.
– К озеру.
– Это к Тихому?
– Да. Почему его так прозвали?
– Да потому что глухие места там, тихие.
– Значит, и к деревне Ширя провести можешь?
Мужик подбоченился и заявил:
– Ты, боярин, не ходи вокруг да около, говори, куда дружину вывести надо.
– К селу Треблино.
– Угу. Так на что тогда тебе Ширя?
– Так по чертежу чрез нее ближняя дорога получается.
– Это только по чертежу твоему. А на самом деле идти чрез Ширю – только накручивать лишние пять верст.
Парфенов не без удивления посмотрел на мужика.
– Есть другая дорога?
– В лесу, княжич, дорога редко бывает, а вот троп хватает. Есть такая, по которой от озера прямо на Бочарово выйти можно, а там до Треблино останется всего тридцать верст.
– Поведешь нас до Треблино, – решил Бордак.
Мужик кивнул.
– Я завсегда готов, вот только харча у меня в таком достатке нет, чтобы и до Треблино дойти, и вернуться в обрат.
