– Что было далее?
– Объявился пан Левский. Зашел в дом, а меня-то там и нет. Вышел, туда поглядел, сюда. Тут я из сада окликнул его. Он подошел и сказал: «Если царь уберет из крепостей и замков свои силы, то немедля король предпринимать ничего не будет. Станет смотреть чем закончится война Москвы и Крыма. Победит Крым – пошлет войска вернуть свои земли и будет собирать войско для обороны от орды. Если победит Москва, будет ждать послов, дабы переговорить о передаче крепостей. А уж сколько, каких и когда, то они будут обговаривать». Потом пан Левский спустился к реке. Больше я его не видел, потому как тут же отправился в Хланово, оттуда на Москву. Это все, государь.
– Так. Значит, внял угрозе Сигизмунд, и это хорошо. Ты, дьяк, свое дело сделал, благодарствую. – Царь достал мешочек с деньгами и протянул Губову.
Тот взял его, поклонился.
– Тебе благодарность великая.
– Отдохни и отправляйся в приказ. Там теперь работы много.
– Знаю, государь.
– Ступай!
Дьяк Посольского приказа поклонился и покинул залу.
Туда тут же зашел Скуратов.
Царь кивнул на лавку.
– Садись, Малюта.
Скуратов присел, преданно глянул на Ивана Грозного.
– Чего застыл? – спросил тот. – Ведь вижу, не терпится тебе услышать, о чем доложил дьяк Посольского приказа?
– Это так, государь, но думаю, ты сам расскажешь. Задавать о том вопросы считаю неуместным.
– Ладно, слушай. – Иван Васильевич изложил Скуратову суть рассказа дьяка Губова.
Малюта погладил бороду и проговорил:
– Это значит, что король не станет воевать против нас, покуда мы будем биться с Крымом. Но можно ли верить словам Сигизмунда?
Царь покачал головой.
– Вот и у меня все мысли о том. С одной стороны, захватить крепости и замки, оставленные нами, весьма заманчиво, с другой же – это может привести к тяжким последствиям. Однако король не напрасно надеется на то, что в битвах сильно ослабнут и Москва, и Крым. Тогда ему опасаться будет нечего. Но опять-таки, насколько я знаю Сигизмунда, он будет весьма осторожен в принятии решения. Ему выгодно что? Чтобы крымчаки разбили нас, захватили наши южные земли, но и сами понесли бы огромные потери. Вот тогда войска Речи Посполитой пошли бы к нам, громя орду и забирая под себя наши поля и города. Вот только надежды крепкой на такой исход предстоящей войны у него нет.
– Найдутся советчики, подскажут.
– Нет. Сигизмунд не будет никого слушать. Если только сам решит нарушить слово, переданное мне через магната Левского и дьяка Губова. Но поначалу король станет внимательно следить за тем, как пойдет война на Руси. Если он увидит, что условия для него сложились благоприятные, выступление против нас и Крыма не принесет ему поражения, то двинет войска поначалу в Ливонию, а потом на Москву и к Перекопу. До того будет сидеть в Кракове и смотреть.
Скуратов пожал плечами.
– Тебе, конечно, виднее, государь. Значит, мы будем выводить войска из Ливонии?
– Да. Нам надо забрать оттуда хотя бы десять тысяч, создать из них три запасных полка.
– Может, и наберем столько.
– А что у нас по найму иноземцев?
– Этим занимаются верные люди. Пока достигнута договоренность с ротмистром Фаренсбахом из Ругодива. Он обещал привести по весне до семи тысяч немецких рейтар и запросил за это немалую деньгу.
– Что еще за рейтары? Драгуны, кирасиры, о тех слышал. А рейтары?
– Да я сам недавно узнал. Кирасиры воюют саблей или еще мечом. У рейтаров есть пистолеты, малые пищали. Они расстреливают из них пехоту врага, а после добивают ее клинками, сражаются с коней, тогда как драгуны спешиваются.
– Семь тысяч наемников – это хорошо. Еще должны подойти служилые татары числом десять тысяч, казаки с Дона, Днепра. Вместе с тем, что отрядим из Ливонии, тысяч двадцать с гаком наберется к тем, что уже имеем. Надо передать повеление Разрядному приказу начать составлять разряд по полкам, которые мы выставим на южные рубежи, к Большой засечной черте.
– Передам, государь, только не рано ли?
– Не было бы поздно. Исполняй, что я сказал!
– Сделаю.
– Что у нас еще?
– Объявились те изменники, государь, о коих докладывал боярин Бордак.
Иван Васильевич нахмурился и спросил:
– Где они сейчас?
– Здесь, на Москве. Их сюда из Тулы доставили, а до нее казаки сопроводили, к которым они якобы и бежали.
– Всех привезли?
– Да, государь. Будешь говорить с ними?
– Не желаю мараться. Отправь их в пыточную избу, пусть узнают, как предавать свою родину, веру и народ. После казнить. Собрать скорый суд из думных бояр, вынести приговор и отправить на лобное место. Мне они не нужны. Но до Крыма донести, что изменники в милости у меня. Пусть хан думает, будто я поверил в обман.
– Уразумел. Сделаю.
– Уж в этом не сомневаюсь.
– Дозволь удалиться?
– Ступай, Гриша, и опричникам накажи, дабы бдительней смотрели за нашей знатью. Простой люд не изменит, не предаст. Если только отродье из разбойников, но те не люди, бешеное зверье. А вот бояре за выгоду могут. Конечно, далеко не все, даже не многие, но изменники найдутся. Такие, как эти вот.
– Я сам их допрошу. Послушаю, как врать будут.
– Это твое дело. Ты о главном помни.
– Помню, государь.
Иван Васильевич прошел в свою опочивальню, прилег на широкую лавку, устланную дорогим ковром, но долго лежать не смог. Мысли о грядущем не давали ему покоя.
Царь поднялся и велел вызвать к нему главу Посольского приказа. Эту должность после казни дьяка Висковатова занимал Андрей Яковлевич Щелкалов. Он же руководил и Разрядным приказом.
Дьяк прибыл быстро, зашел в гостевую залу, поклонился.
– Доброго здравия тебе, государь.
– И тебе, Андрей Яковлевич. У тебя Скуратов был?
– Да, недавно заходил, передал твое распоряжение насчет изменников и нашего обмана хана. Готовим разряд на войну с крымчаками.
– Это надо сделать быстро.
– Сделаем, государь, вот только неизвестно, будут ли у нас дополнительные силы или расписывать имеющиеся?
– Пока расписывай имеющиеся.
– Слушаюсь.
– Но позвал я тебя не по разрядным делам, а по посольским. Садись на лавку, чего стоишь?
Щелкалов присел на лавку.
– Что у нас с послами, которых посылали в Константинополь? Вернулись? – спросил царь.
Дьяк кивнул.
