– Хорош, Кирьян. После баньки выпьем.
– Как скажете, гости дорогие. Чудно все же.
– Что тебе чудно? – спросил Парфенов.
– У меня в избе столько высоких вельмож! Только самого государя и не хватает.
– Может, и он когда-нибудь заедет, – сказал Бордак.
– Нет. – Губан вздохнул. – На что ему наша деревня?
– Коли прославитесь в боях с ненавистными крымчаками и государь прознает про вас, то почему не заехать, не отблагодарить? Он не брезгует общаться с простым народом.
– Наслышан, да только…
Хворостинин прервал хозяина дома:
– Давайте к делу. – Он повернулся к Толстому. – Скажи, Родион, беспокоят ли вас после морозов и разлива татары?
Станичный голова кивнул.
– Было пару раз. Месяц назад и дней десять. Разъезды, которые заприметили ваш отряд, видели и крымчаков. Тех немного было, менее полусотни. Шли полем вдоль леса со стороны Серпухова к Кашире, а то и дальше. Обоз у них был. Они дозор послали к Ступне, но разъезды Фомы Тусы и Никиты Лосева в поле вышли. Татары тут же в обрат повернули и дальше в лес подались. Я поднял полусотню, дабы догнать басурман и перебить их, но те как сквозь землю провалились.
– Значит, басурман было пять десятков?
– Да, где-то так.
– А твои люди начальника крымского в морду не видели?
– Не ведаю! Спросить?
– Как же ты спросишь, если разъезды в поле?
– Один из них сейчас на ужин зашел.
– Попробуй, узнай.
Губан ушел и скоро вернулся с крепким молодым мужиком.
– Вот начальник разъезда Фома Туса. Говорит, что видел он старшего татарина.
Начальник разъезда мял в руках шапку. Он слышал, какие важные гости на деревне, и сильно смущался.
– Вина выпьешь, сторож? – спросил Хворостинин.
– Отчего нет? Угостите, выпью.
Дмитрий Иванович сам налил чашу, подал деревенскому ратнику.
Фома выпил ее в два глотка, вытер усы и рот рукавом.
– Благодарствую, князь.
Губан дал ему пирог.
Ратник закусил.
– Ты видел старшего крымчаков, которые появлялись тут?
– Видел, князь. У леса. Он уходил с нукерами, но на опушке обернулся, а у меня на лица память хорошая, запомнил. Жаль, не успел в рожу эту стрелу пустить.
– Не горюй. Значит, запомнил?
– Да, князь.
Хворостинин обернулся к Парфенову.
– Василь Игнатьевич, не в службу, а в дружбу, приведи сюда сотника, которого взяли в овраге.
Толстой, Губан и Туса переглянулись.
– Вы что, сшибались с крымчаками? – спросил голова.
– Да, пришлось, у Колчинки, Белой рощи, в Гадюкином овраге, – ответил Хворостинин.
– Это что же, и там были крымчаки?
– Вот думаю, может, это один и тот же отряд.
– Но почему татары по левому берегу шарахаются, когда подходить с правого будут?
– Я не знаю, Родион, откуда подойдут басурмане. Прошлый год изменники показали Девлету дорогу, по ней он и обошел главные силы. Как будет на этот раз, один Господь ведает. Да и что с правого берега увидишь? Только переправу. Да, вот еще что. Давеча я хотел спросить тебя, почему ты укрепления на том берегу выставил.
Голова хитро улыбнулся.
– А это ты, князь, завтра узнаешь.
Парфенов отсутствовал недолго, зашел в горницу и сказал:
– Сотник во дворе под охраной ратников Грудина. Сюда я его не повел. Нечего поганить православное жилище псом басурманским.
– Пошли! – дал команду Хворостинин.
Воеводы и местные начальники спустились во двор.
Алан Байтуган, связанный по рукам, стоял между двух опричников.
Подбежал служилый, осветил двор факелом.
Хворостинин показал начальнику разъезда на сотника.
– Гляди, Фома. Ты не этого тут видал?
– Нет, тот другой был, младше и ростом выше.
– Ты не спеши, хорошо гляди.
– Князь, поверь, я узнал бы.
Бордак подошел к Байтугану и сказал:
– Помнится, сотник, ты говорил, что рядом с Колчинкой ваших отрядов нет. Оказывается, был такой.
– Про это мне ничего не известно. Всем начальствует мурза Дайлан. Его стан расположен у села Барино. Меня он послал к Колчинке, Ванькино, к Рудову перелазу и Колчину броду. Куда других отправил, я не знаю.
– А не врешь?
– Ты, воевода, поймай мурзу. У него и узнаешь, врал я или нет.
Хворостинин приказал опричникам увести сотника.
После этого вельможи вернулись в дом.
В сенях стоял Федор, сын Губана, семнадцати годов, уже мужик.
– Батюшка, баня готова. Можно париться.
Толстой взглянул на Хворостинина.
– В баню, князь?
– Да, попаримся.
– Угу, а потом и угостимся как следует. Только вот неймется спросить.
Второй воевода передового полка усмехнулся.
– Так спрашивай, коль неймется.
– А чего вы этого сотника крымского с собой таскаете? Прибили бы, да и все дела.
– Он еще нужен может быть. Отвезем в Калугу. Там первый воевода сторожевого полка князь Андрей Петрович Хованский. Он знает, что с ним делать.
– Так полки, которые обычно обороняли Москву, по разным городам разошлись?
– Извиняй, Родион, но тебя это не касается.
– Но как же Москва?
– За столицу не беспокойся. Мы не дадим нехристям и близко подойти к ней.
– Ну и хорошо.
Воеводы с удовольствием попарились. В роли банщика выступил Федор Губан. Он потрудился на славу, не один березовый веник извел, покуда хлестал вельмож. Из бани воеводы вышли к Оке, искупались в прохладной воде, вернулись в дом помощника станичного головы, там выпили, основательно закусили и улеглись спать.
Встали они рано, умылись, помолились, позавтракали, вышли во двор.
По деревне уже бегали детишки, бабы занимались хозяйством. Мужики пошли на реку проверять сети и верши, в лес на охоту, в поле. Жизнь продолжалась.
Первым делом воеводы и станичный голова проехали к постоялому двору.
Хозяин встретил их у ворот, снял шапку, поклонился, поздоровался.
– И тебе здравствовать, Еремей, – ответил за всех Толстой и спросил: – Как ты принял воинов, защитников земли русской?
