– Где научился счету?
– Ты думаешь, если мы деревенские, то мужики неразумные? У нас голова грамотный. Я обучен не только счету, но и чтению. Еще отец учил. Только писать не могу, это для меня дело темное. Тут крымчаков шесть десятков.
– Точно?
– Смотри за деревней, проверь.
– Лады. Поверю. Шесть десятков. Где они? Один возле полонян. А тех сколько, не ведаешь?
– Знаю и о них. Из села крымчаки пригнали сотню, еще десяток и двух человек. По домам разобрали десятка два девок и баб, сотнику с помощником отвели двух молодух. Значит, в загоне менее сотни.
– Стало быть, сотник, ты говоришь, во второй избе от загона?
– Угу.
– Там и охрана?
– Про то не знаю. У загона она есть.
– Мы ее видели. Спасибо тебе. Вот только не могу понять, как ты собирался крымчака зарубить.
Мужик злобно ухмыльнулся и проговорил:
– Я тут шум поднял бы. Десятник, который отвечает за охрану полонян, послал бы сюда одного или двух своих татар, велел бы им поглядеть, что тут да как. Вот их-то я и встретил бы ласково.
– Одного зарубил бы, а второй прибил бы тебя.
– Это как Богу угодно. Но думаю, что справился бы. На берегу меня старший сын в лодке ждет. Рекой ушли бы.
– И показал бы сотнику, куда делись жители деревни.
– Нет, мы ушли бы дальше по течению, а в версте излучина, там затон, в нем трава высокая. Вытащили бы лодку на берег и до своих дошли бы.
– Сын, говоришь?
– А как же. У меня все как у людей. Жена работящая, пригожая, два сына и две дочери. Семья добрая, дружная.
– Ты пошел на это, имея семью?
– Иначе не мог. Должен же кто-то бить татар, коли полки царя Ивана Васильевича с ними не справились, позволили нехристям грабить земли наши, защищали только Москву.
Гранов вскинул глаза на мужика и спросил:
– А ты не знаешь, что с Москвой стало?
– Нет. Того у нас никто не ведает. Вот только отчего-то трупов по реке плыло много, теперь поменьше. Но голова наш говорил, что это может быть из-за разбоя крымчаков на подходе к Москве, у реки.
– Это тела людей, погибших в городе.
– Боже милостивый, спаси и сохрани! Что ты такое говоришь? С чего из Москвы? Или… – Он замолчал, испугался собственной догадки.
Гранов тяжело вздохнул и сказал:
– Да, Ипат Волин, беда на Москве большая. Такая, какой никогда и не было.
– Неужто ворогу царь столицу свою сдал?
– Нет, Ипат. Москву не сдали. Она вся выгорела.
– Как же?..
Гранов поведал мужику о том, что случилось в столице.
Мужика словно столбняк хватил. Он стоял, глядел на ратника и часто моргал.
– Эй, Ипат! – окликнул его Гранов.
Тот пришел в себя и пробубнил.
– Вот так дела! Это что же, нет теперь Москвы?
– Сплошное пожарище.
– Так вот почему столько тел в воде. Люди пытались спастись, река и приняла их. Беда. На деревне узнают, не поверят.
– Ничего, Ипат, Москву отстроим. Я думаю, что вы всей деревней должны туда идти. Там теперь рабочие руки очень нужны. Но это не мое дело.
– Так кто вы?
– Дружина, которая выполняла наказ царя. Мы должны были бить татарам в спину, когда они осадят город. Да вот не случилось встретить их на Москве. Пошли вдогон.
– Вот как. Дружина, значит?
– Дружина. Особая, опричная.
– Да ладно.
– Почему не веришь?
– Так про опричников… – Мужик замялся, осторожно глянул на Гранова.
– Знаю, что у тебя на уме. Пугали вас вельможи московские опричниками?
– Не хвалили их. Тут вотчина боярина Сухина. Так он и его люди, которые наведывались сюда каждое лето, кроме этого, говорили, что лютуют опричники, невинных людей хватают, к себе на двор или в слободу свозят, там в котлах живыми варят.
– И вы поверили?
– Как боярину не верить да челяди его?
– Понятно. Значит, мы хуже крымчаков?
– Я того не говорил.
– Но думал, да?
– Нет.
– Думал. А зря. Мы уже какой год исполняем наказы царя и больше сталкиваемся с татарами, а не с боярами. А знаешь ли ты, Ипат, что Девлет-Гирей не собирался на Москву идти, хотел земли южные разорить да с ясырем убраться восвояси? На Москву же его наши продажные бояре да дворяне и направили, показали обходную дорогу.
– Не может быть.
– Так оно и есть. Перехватили мы один такой обоз боярина продажного, да ушел он. Взяли только дворянина из свиты его. Он-то и поведал о предательстве. Немало таких изменников в Крым подались. Вот и скажи мне, Ипат, что царю следует делать с такими вельможами, которые совесть и родину продают?
Волин ответил сразу, не задумываясь:
– На плаху, да головы им рубить нещадно.
– Что Иван Васильевич и делает. А бояре, которые только о себе пекутся, царя нашего опорочить желают и делают это, сеют слухи о зверствах опричников. Не верь им.
Мужик был в полной растерянности.
– И чего мне теперь делать? – спросил он.
– Сколько домов в деревне?
– С лесной стороны десять, с речной – семь.
– Всего семнадцать?
– Так.
– Крымчаков шесть десятков, один из них на охране полонян. Еще пятеро татар в охранение выйти могут. Значит, в каждом доме и четыре человека не будет. Так получается?
– Татары заняли десять домов, по пять с каждой стороны, считая от загона. Дальше избы пусты.
– Сам видел?
– А кто бы мне об этом рассказал?
– Тоже верно. Хорошо, спасибо. Чего тебе делать? Будь пока тут, только сходи на реку, передай сыну, чтобы спрятал лодку и сидел скрытно на берегу.
– Угу, уразумел.
– Ступай.
Мужик ушел балкой.
– Пойдем наверх, – сказал Гранов Талому.
Они поднялись к Агранову, и старший ертаула спросил:
– Что тут, Борис?
– Да то же самое, что и было. Загон, пленники, охрана. Недавно баб и девок десятка полтора татары привели из деревни.
– С чего бы это? Странно, но хорошо. В охране полонян тот же десяток?
– Да. А вот дальше ничего не разобрать. Придется заходить с речной стороны.
– Не придется. Мужик рассказал все, что нужно.
