Насур-бек решил объединить сотни, создать новый отряд. Было видно, что на левом берегу горели частокол и деревня. Русские пытались их тушить, но им мешал ветер, некстати налетевший с востока.
Он отдал наказ воинам собраться в низине, однако люди Босхана и не подумали спускаться туда, прошли мимо. За ними двинулись и сотни самого Насура. Как он ни кричал, как ни грозился, это не помогло. Страх был сильнее угроз. Он гнал ногаев к основной рати.
За отступавшими воинами поплелся и Насур-бек. Он понимал, что Теребердей не простит ему поражения от каких-то мужиков.
Мурза не простил бы, если бы его войско наконец-то не прорвалось на левый берег. Когда подошли остатки отрядов Насура и Босхана, Теребердей от радости метался по берегу, запускал все новые силы на левую сторону.
Прорыв удался, мурза торжествовал, поэтому не обратил внимания на поражение Насур-бека. Многочисленное войско переходило Оку уже без всякого сопротивления со стороны русских.
Три сотни сторожевого полка Ивана Петровича Шуйского быстро отошли к заранее подготовленному рубежу. Они выполнили свою задачу, о чем Теребердей даже не догадывался.
Тогда же у Бордака и Парфенова объявилась гонцы князя Хворостинина.
Наказ был уже оговоренный, отходить.
Мужики забрали с собой раненых, убитых и двинулись в лес. Бордак повел своих ратников на соединение с дружиной Парфенова, которая у Колчинки также сдержала крымчаков.
Теребердей приказал всей своей рати стремительно идти вперед, на Москву. Она выдохлась и остановилось у села Подол на реке Пахра, притоке Москвы-реки.
Теребердей радовался. Он перерезал основные пути подхода к Москве. Теперь ему осталось дождаться прибытия основных сил Девлет-Гирея.
В предвкушении скорой победы ни он, ни его беки не заметили, как следом за их ратью пошли русские полки. Главный воевода князь Воротынский, находившийся в Коломне, был удовлетворен. Его замысел полностью оправдал себя. Он отдал приказ полкам, избежавшим больших потерь, зайти в тыл орде Девлет-Гирея, беспокоить его рать, не дать ей развернуться на московских землях.
Девлет-Гирей еще не успел начать генеральное сражение, а уже проиграл его.
Глава 8
Дружины Бордака и Парфенова затемно оказались в десяти верстах от Ступни. Воеводы сильно удивились, не увидев стоянки передового полка, множества костров, шатров, табунов и отрядов охраны, которые должны были быть вокруг лагеря. Вместо этого пустое поле и далее справа стена черного леса.
– А полка-то князя Хворостинина и нет, Василь!
– Почему второй воевода велел нам идти сюда?
– На то ли место мы вышли, не сбились ли с дороги?
– Тут не собьешься. Большое поле одно, только здесь. – Князь взглянул на опричника, стоявшего рядом, и распорядился: – Ну-ка посвети, Филат.
Воин поднес зажженный факел к карте, развернутой Парфеновым.
– Вот у реки деревня Ступня, до нее десять верст. Поле я еще при разговоре с Дмитрием Ивановичем пометил. Не ошиблись мы.
– Так почему нет полка?
– Этому я, Михайло, так же дивлюсь, как и ты.
– И чего делать будем? Встаем?
– Среди поля? Думаю, нам надо в Ступню пойти. Может, там прознаем, где передовой полк.
– Ладно. Идем на деревню.
Бордак подал команду. Объединенная дружина повернула на восток и пошла к реке.
Небо было закрыто облаками. Ветер рвал и гнал их нещадно, но внизу, у земли, было тихо.
Воины прошли верст восемь, когда старший головного дозора прислал гонца.
– Впереди десяток мужиков. Видать, разъезд из Ступни, – доложил тот.
– Пусть подъедет, – велел Бордак.
– Так он по полю рассыпался, мужики кружат, опасаются подходить.
– Вернуть ратника, который подсвечивал. Пусть подаст знак факелом, что свои мы.
Вскоре к воеводам подъехал Гурдин, уже знакомый им. Он улыбался во все лицо.
– Доброго здравия, боярин, князь. Рады вновь видеть вас у себя.
– И тебе долгих лет, Василь, – ответил Бордак. – А скажи-ка ты нам, куда делся полк князя Хворостинина и стоял ли он тут?
– Стоял, и князь в Ступне был. А вчера в полдень быстро снялся и ушел.
– Куда? – спросил Бордак.
Гурдин пожал плечами и ответил:
– Это вопрос не ко мне. Едем в Ступню. Станичный голова Родион знать должен. Слыхали мы, что басурмане прорвались через Сенькин брод и перелаз у деревни Дракино, да еще у Серпухова отряд свой оставили. Так что наши полки теперь могут быть везде.
– У вас крымчаки появлялись? – спросил Парфенов.
– Были. Но немного, менее сотни. Два десятка в волчьи ямы залетели, остальные постояли малость и ушли.
– Значит, бой вы не принимали?
– Не с кем было, а готовились и поддали бы басурманам крепко. Очень уж Родион Толстой кручинился, что не довелось крымчаков с ногаями проклятыми побить. А чего в Ванькино, Колчинке?
– Там мы бились, – ответил Бордак. – На брод и перелаз более тысячи басурман вышли, но нам удалось устоять. Отошли мы только по наказу.
– Как же Сенькин брод наши не удержали?
– А вот это тебе знать не надо. Посылай гонца на деревню, чтобы голова нас встретил.
– Это мы быстро.
– Сам пойдешь с нами?
– Да, но один. Разъезду должно службу нести. Я его потом отыщу.
– Хорошо.
Скоро дружина подошла к воротам. Возле них стояли станичный голова Родион Толстой, его помощник Губан Кирьян, трое мужиков с бердышами да саблями.
Бордак и Парфенов соскочили с коней.
К ним подошел Толстой и сказал:
– Поздно вы ныне, боярин и князь. Я ждал вас с вечера. Ох, извиняйте, доброго здоровья вам.
– Тебе того же, Родион, – ответил Бордак и спросил: – Ждал, говоришь?
– Князь Дмитрий Иванович велел дождаться и кое-что передать.
– Передавай.
– Куда спешить? Второй воевода передового полка назначил дело вам на завтра, да и говорить тут неудобно. К тому же людей ваших надо на отдых определить.
– Опять на постоялый двор?
– Да, только теперь без обслуги.
– Почему так?
– Да бросил его Еремей, как подошли басурмане, в Калугу подался с семейством. Я, ожидая вас, поставил там охрану. Так что смело посылай туда три десятка. Коней на дворе за изгородью пусть держат. Остальные пусть заходят на деревню. Дозор подскажет, где встать. Вы же, воеводы, остановитесь у помощника, как и ранее.
Парфенов подозвал Огнева, дал наказ трем десяткам дружины идти на постоялый двор, остальным на село. Воеводы же проехали на подворье помощника станичного головы.
