Жена и дочь Губана уже хлопотали у печи. Сам он ушел по делам.
Бордак, Парфенов и Толстой поднялись в горницу, сели на лавки.
– Говори, Родион, что передал нам князь Хворостинин.
– Чертеж у тебя с собой, боярин?
– А как же, без него нынче никуда.
– Разворачивай, показывать надо будет.
Бордак развернул карту.
– Поначалу я то передам, что мне князь рассказал, – заявил голова. – Как прорвались крымчаки через Оку, так князь Михайло Воротынский наказал всем своим силам идти вслед за ратью Теребердея-мурзы, беспокоить басурман. Ногаи так рванули к Москве, что далеко ушли. Поэтому и выступили полки ранее, нежели было намечено. Вам же князь Хворостинин велел догонять его полк. Коли завтра с утра выйдете, то, глядишь, к обеду и настигнете его. А идти вам надо вот по этой дороге до деревни Долгатово. – Станичный голова прочертил ногтем путь. – Там вас сам князь ждать будет либо кто из его людей.
Бордак кивнул и проговорил:
– Это понятно, но почему ночь ночевать, а не идти сразу же?
Толстой развел руки и ответил:
– Того не ведаю. Наказ был такой, выходить вашим дружинам утром в понедельник, двадцать восьмого июля. Того же дня прибыть в полк Дмитрия Ивановича.
– Ясно.
– Ну а ясно, то помолимся, поедим и на боковую. Кирьян! – крикнул Толстой.
В горницу зашел помощник.
– У тебя готово?
– Хоть сейчас ужин подавать можно. Да и вода в мыльне согрета.
Бордак поднялся.
– Да, помыться надо бы.
– Тогда я отведу вас в мыльню, а жинке с дочкой накажу стол накрывать. Вина не предлагаю, знаю, что не будете, не то время.
Утром дружина в сопровождении Гурдина отошла от Ступни. Проводник вывел ее на торговый путь, который с поля уходил в лес. Впереди шел головной дозор, состоящий из Пестова, Варги, Карася и Бартова, привычных к этому делу. Обоз прикрывали опричники Парфенова. В лесу Бордак решил выставить по сторонам дозоры, несмотря на то что здесь крымского войска быть не могло. Вся орда спешила на воссоединение с ратью Теребердей-мурзы у села Подол.
До деревни Долгатово было сорок верст. Это дневной переход. Но полки Хованского и Одоевского не собирались стоять на месте. Раз наказано преследовать ногаев да беспокоить их, то так и надо делать.
Головной дозор вечером подъехал к деревне, но заглядывать в нее не стал, остановился перед выходом на огромную елань, за которой через редколесье просматривалось поле.
Бордак подъехал к Пестову и спросил:
– Что, Иван?
– Разъезд, полтора десятка. Это не мужики, люди служилые.
– В Долгатово нас должен встречать сам Хворостинин либо человек от него.
– Значит, это разъезд князя. Обозначаем себя?
– Не надо, разъезд и без того заметил нас.
Чужие ратники разъехались по полю, встали полукругом. Впереди десятник.
Михайло наказал старшему дозора оповестить всю дружину, дабы она двигалась вперед только по его распоряжению.
– А кто знак подаст? – спросил Пестов.
– Я подам, потому как еду к старшему разъезда. – Он ударил коленями по бокам коня, и тот вынес воеводу на открытую местность.
Старший разъезда заметил это и поскакал навстречу.
– Приветствую тебя, боярин Михайло, – сказал опричник, едва сдерживая молодого, горячего скакуна.
– Откуда ты знаешь меня?
– Дмитрий Иванович описал и тебя, и князя Парфенова.
– Значит, ты от него?
– Так, боярин.
– Сам кто?
– Десятник Егор Пурга из охраны воеводы.
– Где сейчас Дмитрий Иванович? Наверняка уже далеко отсюда, так?
– Не дальше села, боярин.
– Так князь Хворостинин в Долгатово?
– Там.
– Что-то я полка его не вижу.
– Полк там, где надо.
– Почему князь тут остался?
– Это ты у него проведаешь.
– В Долгатово есть где встать на ночевку?
– Это тоже в деревне узнаешь.
– Что ты заладил одно и то же? То проведаешь, се узнаешь. Отвечать не можешь?
– Такого задания не имею.
– Смотрю, служака ты ретивый.
– А как иначе, боярин? Ведь судьба Руси решается.
– Ладно. Проведаю все сам. Ты нас сопровождать будешь?
– Нет, – ответил Пурга. – Я смотреть за подходами к деревне выставлен.
– Ну и смотри.
Бордак повернулся к лесу, взмахнул рукой.
Объединенная дружина вышла на поляну. Пурга тут же увел свой разъезд ей в тыл, смотреть дорогу.
Воеводы оторвались от своих отрядов и заехали в деревню. Дома тут стояли нетронутые. Видно было, что народ недавно покинул селение и укрылся в лесу.
У большого дома стояли опричники.
Воеводы подъехали к ним, и Бордак спросил:
– Князь Хворостинин в этой избе?
– Тут. А вы кто?
– Не знаешь?
– Знаю, но спросить должен. Так по службе положено.
– Передай князю, что боярин Бордак и князь Парфенов с дружиной и нарядом подошли.
Но охраннику не пришлось идти в дом.
Распахнулась дверь, и на крыльцо вышел воевода передового полка.
– Приветствую вас, друзья мои.
– Доброго здравия, князь, – ответил Бордак.
– Идемте.
Они прошли из сеней в светлицу, перекрестились на образа в красном углу. Из обстановки только стол, лавки, одна широкая у печи, застеленная периной, одеялом. На столе и на стенах горели свечи. Оконце было завешано.
– Садитесь. – Хворостинин указал на скамью, стоявшую напротив входа, сам устроился у оконца. – Проголодались поди?
– Есть такое дело, но коли надо идти дальше, то пойдем.
– Утром. Мой сотник разместит дружину в деревне, тут места всем хватит.
– Тогда наши начнут еду готовить.
– Их накормят. А мы перекусим позже. Для нас ужин готов, но сперва о деле поговорим.
– Добро.
Хворостинин взял со скамьи свиток, развернул его. Это оказалась карта.
– А дела у нас такие. Вам известно, что Теребердей ушел на реку Пахру, там и встал. Он не дергается ни влево, ни вправо, ожидает основной орды. После Теребердея Сенькиным бродом прошла крупная рать, ведомая царевичем Ширинбеком. В ней, по сведениям разведочных отрядов, от тридцати до сорока тысяч басурман: крымчаки, ногаи и черкесы. Охранный отряд в пять сотен ведет мурза Галимар. Рать Ширинбека не была подтянута к перелазу, и до Пахры ей идти не менее дня. Она сейчас недалеко отсюда. В поле ночует. Посему и мы остановились.
