Она заплакала, сильнее прижала дитя к груди, поняла, что сосед ее пошел на смерть.
В шатре хана, окруженном десятком нукеров, на подушках, разбросанных по персидскому ковру, возлежал правитель Крыма Девлет-Гирей. Рядом сидел мурза Рустам Чалаш, ставший после пленения Дивей-мурзы первым советником. Между ними скатерть, на ней пиалы с шербетом, чаша со сладостями.
Отпив глоток, Девлет-Гирей спросил мурзу:
– Скажи, Рустам, где мы совершили ошибку?
– У берега, хан. Думаю, там, когда от Тулы пошли к Оке.
– Но в чем мы ошиблись?
– По-моему, в том, что не подумали, почему русские так крепко обороняют мелкие перелазы и броды, а крупные держат слабо.
– Это значит, что они пропустили нас там, где им выгодно было?
– Получается так.
– Но это большая опасность. Откуда Воротынскому или царю Ивану было знать, куда мы пойдем, перейдя реку?
– Значит, они это знали.
– Мыслишь, изменники?..
– Да.
– Но насколько мне известно, к русским никто из знающих людей не перебегал.
– Да этого и не требовалось, потому как царь Иван узнал обо всем еще при подготовке похода.
– Измена в Крыму?
– В Бахчисарае. Более того, во дворце.
– Изменники – ближайшие мне вельможи?
– Да, это кто-то из них.
– Но кто?
Мурза пожал плечами и ответил:
– Боюсь, мы этого уже никогда не узнаем. Да и не о том сейчас думать надо, хан. Мы должны решить, как разбить полки неверных, которые стоят у проклятого гуляй-города рядом с Молодями. Теребердей и Дивей дважды пытались сбить оборону русских. В итоге мы потеряли половину войска. Теребердей погиб, Дивей пленен. С ним твои родственники.
Хан явно нервничал.
– Но как еще сломить оборону у Молодей, если не напором? – спросил он. – Там местность такая, что врага не обойти.
– Да он и не даст нам это сделать. Русские использовали наши приемы, и об этом мы тоже подумать не могли. Но я не напрасно говорю о поражениях Теребердея и Дивея. Русские у Молодей выстроили оборону так, что мы вынуждены идти на гуляй-город. Эта крепость и наносит нам главный урон.
– Может, ударить по Москве?
– И тут же получить ответ в спину?
– Но какой-то выход должен быть.
– Мне докладывали, хан, что у русских припасов осталось на день-два, может, на три. Если они убьют лошадей, то протянут неделю, не больше. Наступать Воротынский не будет. У нас, несмотря на потери, рать гораздо больше русской. Без лошадей гуляй-город станет не подвижной, а обычной крепостью. Если выставить тяжелые пушки на дальних рубежах и использовать зажигательные ядра, то разрушить, сжечь ее не составит особого труда. Без гуляй-города русские будут вынуждены обходными путями отойти к Москве. Тогда все встанет на свои места. Мы окружим русскую столицу, а они выставят на обычных позициях свои полки, потрепанные у Молодей.
– Ты предлагаешь пока стоять здесь и ждать?
– Не совсем. К Молодям надо послать еще один тумен, дабы держать русских в напряжении и тревоге, не давать им спокойствия, лишать уверенности в том, что они могут победить. Иногда надо обстреливать гуляй-город из полевых пушек, бить по бокам, беспокоить полки, которые стоят у Молодей. А самое главное – громить отряды, если те пойдут сюда из других городов и крепостей, ждать, покуда голод не заставит русских открыться. Можно и часть тяжелого наряда дать тумену. Пусть палят по гуляй-городу, покуда тот не лишится лошадей.
– Это ты дельный совет дал. Кого предлагаешь послать к Молодям?
– Мурзу Джабара. Он человек степенный, имеющий немалый опыта ведения войны с русскими, не стремится любой ценой завоевать твое расположение, сделает все точно по приказу, не поведется на уловки. А они непременно будут. Ведь князь Воротынский тоже поймет, что мы, по сути дела, приступили к осаде его позиций.
– Согласен. Пусть будет так.
Он собрался было хлопнуть в ладоши, позвать слугу и послать его за мурзой, но тут у шатра поднялся шум.
Внутрь заглянул сотник нукеров Тагир Акгур и доложил:
– Господин, сторожевой разъезд гонца из Москвы в Молоди отловил. При нем грамота князя Токмакова.
– Гонец жив?
Сотник сморщился и ответил:
– Побили его крепко. Он, собака, одного нашего воина убил, еще одного ранил. Но живой, говорить может.
– Сюда его! Быстро!
Чалаш-мурза хмыкнул и проговорил:
– Странно.
Девлет-Гирей повернулся к нему.
– Что именно, Рустам?
– То, что гонец шел один, прямой дорогой, хотя и знал наверняка, что здесь стоит наша рать.
– Торопился, наверное, на объезд времени не было. Значит, он нес Воротынскому важную весть. Сейчас узнаем.
– Не нравится мне эта торопливость. Надо как следует допросить гонца, жилы из него вытащить, но узнать правду.
– Вот ты этим и займешься.
– Слушаюсь!
Нукеры ввели в шатер окровавленного русского ратника.
Тот сплюнул на драгоценный ковер сгусток крови, высоко поднял голову.
– На колени! – закричал Чалаш. – Перед тобой правитель Крыма, а вскоре и всей Московии.
Ларгин кое-как сумел усмехнуться и заявил:
– Ты еще скажи, и король польский.
Нукеры сбили его с ног, поставили на колени. Сотник передал Девлет-Гирею грамоту. Тот прочитал ее и помрачнел.
Это не осталось без внимания Чалаш-мурзы.
– Что случилось, господин? О чем пишет Токмаков Воротынскому?
Девлет-Гирей бросил грамоту советнику.
– Читай сам. – Он повернулся к гонцу. – Как звать?
– А тебе на что, хан? Или позовешь отужинать вместе?
– Смел ты в речах, ратник. Посмотрю, как заговоришь на дыбе.
– А чего дыба? Ты спрашивай, я сам расскажу то, что знаю.
Чалаш-мурза прочитал грамоту, взял гонца за подбородок.
– Ты почему пошел этой дорогой, не обогнул наш стан? Или князь Токмаков тебя специально послал эту грамоту подсунуть, чтобы хан поверил обману царя Ивана?
Гонец посмотрел в глаза мурзы и заявил:
– Много спрашиваешь. Я уже и не помню, на что отвечать.
– Почему этой дорогой пошел?
– Это мое дело. Я часто по ней из Москвы в Молоди ходил, а ваши разъезды зевали. Они не воины, а злодеи, только и могут грабить, насильничать, в полон людей беззащитных уводить. А как нарвались на рать серьезную, так и потеряли половину басурман своих. Это лишь начало. Вам надо бы бросить все да бежать от Москвы подобру-поздорову, покуда князь Воротынский и сам государь, который ведет огромную рать от Новгорода, не порубали вас тут, не утопили всех в реке.
