Теперь, когда Софи запрокинула голову и с благоговением устремила взгляд ввысь, напоминала Мадонну, любовно нарисованную обожающим ее художником. Кожа отливала золотом в тусклом свете лампы.
– Это просто идеальное убежище! – Софи широко улыбнулась. – Никто бы вас тут не нашел. И, как вы сказали, здесь много мебели. А если прихватить с собой лампу, печенье и интересную книгу, то отсюда и вовсе не захочется уходить.
Джек же вспомнил о бутылках бренди, которые приносил сюда, чтобы тайно насладиться крепким напитком. Наверняка пустые бутылки до сих пор тут, в том самом месте, где он спрятал их много лет назад. Джек также подумал о том, что сказала Софи. Он действительно был бы не прочь провести здесь целый день вместе с ней.
– Э… да. От этого никто бы не отказался. – Джек поднял лампу повыше и направился в глубь чердака.
Они с Софи передвигались медленно. Как и остальные помещения Олвин-Хауса, чердак содержался в полном порядке. Мебель была аккуратно расставлена вдоль стен. Миссис Кэмпбелл обнаружила затейливо украшенную птичью клетку, и Джек вспомнил попугая бабушки и усмехнулся:
– Попугай обладал весьма острым клювом.
Софи рассмеялась:
– Наверное, вы просовывали пальцы сквозь прутья?
– Почему вы так думаете? – Джек внимательно посмотрел на позолоченную клетку, возвышавшуюся на специальной подставке. – Мне казалось, будто эта клетка больше. Попугай был просто огромным.
– Неудивительно, что он щипался, – пробормотала она. – Любое существо, заточенное в тесной клетке, будет бросаться на того, кто его туда посадил.
– Я не сажал его в клетку, – возразил он. – От клюва попугая остался шрам. – Джек потер указательный палец, где виднелся еле заметный шрам.
– Только представьте, как чувствовал себя попугай. Ведь он оставался пленником клетки.
Герцог бросил на нее пронзительный взгляд, но она уже двинулась дальше, заинтересовавшись весьма необычным стулом. Джек хорошо помнил этот стул, стоявший когда-то в библиотеке. Он показал Софи, как раскладывается спинка, превращая стул в приставную лестницу. Они продвигались все дальше и дальше, пока не достигли дальней стены восточного крыла. Достав из кармана часы, Джек понял, что они бродят по чердаку несколько часов, хотя он готов был поклясться, что пролетело лишь несколько минут.
– Чердак так же завораживает, как и сам дом, – произнесла миссис Кэмпбелл, осторожно присаживаясь на краешек старого продавленного дивана, придвинутого к скату крыши. – Это история вашей семьи.
– Не совсем. – Джек перешагнул через сундук и попытался распахнуть одно из высоких узких окон. Рама приоткрылась на несколько дюймов, а потом застряла, и все же проникший в щель воздух был восхитительно прохладным. Отсюда виднелись конюшни, и Джек подумал, уехал ли Перси в город. – За историей нужно отправляться в Кирквуд-Холл. Он принадлежал нашей семье с тех пор, как на престол взошел Генри Тюдор.
– Господи! Сколько же там, наверное, всего! – Софи подалась вперед, вдыхая полной грудью пропитанный влагой воздух.
– Благодаря стремлению сохранить все для будущих поколений. Через сто лет пол этого чердака проломится под тяжестью семейной истории.
– Только представьте, с каким волнением будут рассматривать принадлежавшие вам предметы ваши правнуки, – произнесла она.
– Исписанные мною тетради по латыни? Вряд ли. – Джек обнаружил старые учебники, принадлежавшие им с Филиппом, аккуратной стопкой сложенные на столе. Он смутно помнил, что прежде этот стол стоял в детской. Зачем кто-то хранил все эти вещи?
– Ну, не знаю, – протянула Софи. – Они увидят ваш портрет, висящий на стене внизу. Роскошный и величественный. Наверняка будут рады получить доказательство того, что и вы, как и они, были когда-то мальчишкой с некрасивым почерком, снова и снова переписывавшим начисто латинские глаголы.
Джек постарался не обращать внимания на ее слова о его величественном портрете и облокотился об уродливый комод, стоявший напротив дивана, где сидела Софи. Она не выглядела настороженной, а выражение ее лица было ттаким же, как и вчера, когда он спросил о матери.
– Похоже, вы сами были таким ребенком.
– Я? – Софи глубоко вздохнула. – Нет. Мои родители умерли, когда мне было двенадцать лет. От них у меня почти ничего не осталось. Моего отца лишили наследства, так что у меня не было возможности исследовать дом, где он родился. Годы его юности для меня утрачены. Но если бы мне представился шанс заглянуть в тетради отца по латыни, увидеть, что он рисовал на полях или просто обрести нечто принадлежащее ему… я бы ни за что это не упустила.
– Почему? – Софи ошеломленно заморгала, и Джек понял, что его вопрос прозвучал резко. – Почему вашего отца лишили наследства?
– Потому что он женился на моей матери. Но он никогда не жалел об этом.
В голосе Софи послышалась грусть, когда она говорила о семейной истории, утраченной из-за того, что ее отца лишили наследства.
– Он действительно не жалел, – упрямо повторила она. – Его отец хотел, чтобы он женился на девушке, семья которой жила по соседству. Он знал ее с детства. Но папа повторял, что это было бы все равно что жениться на сестре, и к тому же это дало бы его отцу… – Софи осеклась и поджала губы. Глаза вспыхнули гневом, и теперь она выглядела довольно устрашающе, несмотря на грязное пятно на подбородке и приставшую к платью паутину.
Джек догадался, что его гостья не слишком высокого мнения о своем деде.
– Ему повезло, что он смог последовать зову сердца, – продолжала она. – Отец сам выбрал такой путь. Это стоило ему определенных жертв, однако он принял их как часть сделки.
– Похвально, – кивнул Джек. Но ее отец не был наследником титула или какой-нибудь недвижимости и земель. Ни одному наследнику не позволялось следовать велению сердца, если только сердце его не было отдано даме безупречного происхождения с солидным приданым. – А почему ваш дедушка не принял вашу маму?
Софи набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, и выражение ее лица вновь стало настороженным.
– Она была француженкой, – беззаботно произнесла она, хотя Джек сразу распознал этот тон, призванный отвлечь внимание собеседника.
Судя по всему, в невестке деда Софи не устраивало что-то еще, помимо происхождения, но Джек не стал выяснять, что именно. Пока.
– Не парижанкой, хотя не знаю, хорошо это или плохо. Моя мама родом из Ниццы, – добавила миссис Кэмпбелл.
– Думаю, это не имело значения, коль она не была англичанкой, живущей по соседству.
Софи рассмеялась:
– Именно! Но если честно, я полагаю, что моему деду не угодил бы никто. Он непременно нашел бы какой-нибудь изъян, на ком бы ни женился мой отец.
– Он из тех, кто вечно всем недоволен?
– В детстве я прозвала его чудовищем.
