– Что они означают? – поинтересовался Джек, пока они лакомились мороженым.
– Никто не знает! Как бы мне хотелось научиться понимать надписи древних египтян. – Люсинда не могла усидеть на месте, так она была взволнована. – Эта страна представляется мне такой экзотической, далекой и прекрасной. Я мечтаю поехать туда, чтобы увидеть величественные пирамиды и бескрайние пустыни, лишенные растительности. Можете вы вообразить существование чего-то подобного в Англии с ее частыми дождями?
С тех пор как Джек провел несколько дней с Софи в Олвин-Хаусе, он полюбил дождь.
– Нет.
Люсинда доела мороженое и поставила вазочку на поднос.
– Вряд ли я смогу отправиться в Египет раньше, чем мне исполнится двадцать один год. Мама не позволит мне уехать из дома. Все ее помыслы о прическах и нарядах. Ее волнует, насколько хорошо я вышиваю, а другие мои интересы никому не важны. Но Египет совсем иной мир, только очень древний, изобилующий тайнами и сокровищами. В Англии ничего подобного нет.
– Не сомневаюсь, что так и есть. – Джек кивнул официанту, и тот забрал пустую вазочку. – А что вы скажете своей матери?
Люсинда принялась ворошить траву мыском туфельки.
– Она никогда не одобрит моего желания отправиться в Египет.
– Вы уверены? Война закончилась, и настала пора путешествий. Теперь это безопасно. По-моему, со временем вы сможете осуществить свою мечту, если приложите к этому усилия.
– Вы действительно так думаете?
Джек улыбнулся:
– Я не склонен недооценивать женщин, у которых есть четкий план.
Лицо Люсинды просветлело.
– Мама всегда говорила, что мне не нужно знать ничего, кроме ведения хозяйства и составления меню. Но мне хочется узнать гораздо больше. Неприятно прослыть необразованной. Наверное, я смогу сопровождать в путешествии какого-нибудь ученого. Оплачивать его исследования в обмен на науку. Как вы считаете, кто-нибудь на это согласится?
– Те ученые, кого я знаю, всегда были не прочь найти спонсора для своих изысканий. – Джек понимал, что Люсинда – наследница довольно внушительного состояния, но получит эти деньги, достигнув совершеннолетия.
– Значит, так тому и быть! – просияла она и робко добавила, когда они направились обратно к дому: – Спасибо, ваша светлость. Не могу передать, какое облегчение я испытала. На протяжении многих недель мысль о помолвке давила мне на душу тяжелым грузом. Но теперь я вновь обрела надежду.
Джек тоже испытывал радость. Люсинда не хотела выходить за него замуж и своим признанием избавила от необходимости говорить о собственном нежелании делать ей предложение.
– Совершенно с вами согласен. Леди Стоув не станет вас бранить?
Люсинда усмехнулась. Ее беспокойство исчезло.
– Конечно, будет. Она постоянно ругается. Но я приняла решение и уже дала вам свой ответ. Так что ей больше нечего будет мне сказать. Я собираюсь изучать Египет и то, что с ним связано. А она пусть продолжает интересоваться модой и сплетнями. Я же мечтаю сама распоряжаться своей жизнью.
– Надеюсь, у вас это получится, – произнес Джек. – Напишете мне письмо, когда станете знаменитым исследователем Египта?
Люсинда рассмеялась:
– Обязательно! И даже пришлю вам артефакт, если обнаружу такой.
– Очень мило с вашей стороны. – Джек подмигнул и поднес руку девушки к губам. Теперь, когда она не испытывала беспокойства из-за помолвки с ним, Люсинда выглядела просто очаровательно. – До встречи, леди Люсинда!
Она присела в реверансе и обворожительно улыбнулась:
– До встречи, ваша светлость!
Джек дождался, пока Люсинда войдет в дом, коснулся полей шляпы. Она обернулась и помахала рукой на прощание.
Ее мать ужасно расстроится, как, впрочем, и его собственная, однако в данном случае счастье Люсинды гораздо важнее. Взяв себе на заметку прислать ей несколько литографий и дневники путешественников, посещавших Египет, Джек вскочил в седло.
Его счастье тоже важнее эмоций матери. И теперь настало время выбрать кольцо для Софи.
Глава 25
Софи проснулась с улыбкой на лице.
Джек остался дольше, чем прежде. Крыши соседних домов уже окрашивал рассвет, когда она попрощалась с ним на верхней ступеньке крыльца, уже не беспокоясь о том, что кто-нибудь увидит Джека или глупую улыбку на ее лице, с которой она смотрела ему вслед. Поднимаясь по лестнице, чтобы вновь забраться в постель, еще хранившую его тепло, Софи думала, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она пошла на огромный риск, и судьба отплатила ей гораздо щедрее, чем она могла представить даже в самых смелых своих мечтах. Джек хотел жениться на ней, и рассказ о ее жалком прошлом не изменил его решения. Впервые за последние двенадцать лет Софи была по-настоящему кому-то небезразлична.
Софи немного задержалась за завтраком. И как раз писала подругам письма, в которых сообщала радостную новость, когда в столовую вошла Колин.
– К вам посетитель, мэм, – произнесла горничная, протягивая Софи визитную карточку.
Софи судорожно втянула воздух при виде написанного на ней имени – виконт Мейкпис.
Она вернула карточку Колин:
– Вышвырни его прочь!
Та ошеломленно заморгала.
– Мэм?
– Вышвырни этого отвратительного старика из моего дома, – тихо повторила Софи. Ей не хотелось снова видеть этого человека. Что ему от нее нужно? Софи изменила свое имя для того, чтобы окончательно порвать с ним всяческие отношения.
– Но он не такой уж старый, – возразила Колин. – И был вежлив со мной. Вы уверены, что не желаете принять его?
– Не старый? – Ее деду почти восемьдесят лет. – И вежливый? Горничная кивнула. Странно. Дед Софи никогда не отличался вежливостью. Особенно по отношению к слугам.
Софи прижала руку к горлу. Это может быть только один человек – старший брат ее отца. Ее дядя. Папа отзывался о нем не слишком тепло, говоря, что он так же высокомерен и холоден, как и их отец. Раньше Софи не встречалась с дядей, поскольку его не было в городе в тот ужасный весенний день, когда поверенный отца привез ее в Мейкпис-Мэнор после смерти родителей. Если дядя именовал себя лордом Мейкписом, значит, бессердечный старый скряга скончался.
Но что ему нужно?
Софи вышла в холл. Вероятно, он такой же жестокий и злобный, как и его отец, и наверняка наговорит ей гадостей. Он никогда не проявлял к ней интереса. Когда папу изгнали из родного дома, он оставил там все свое прошлое и редко рассказывал о семье, к которой не питал особой любви. Из рассказов отца Софи помнила лишь то, что в своем завещании он назначил лорда Мейкписа ее опекуном. Папа очень тяжело болел и кашлял кровью так ужасно, что порой Софи казалось, будто внутри у него ничего не осталось. И все же он хотел объяснить, почему сделал это. У Мейкписа были деньги. Он знал свой долг перед семьей и обеспечит Софи, когда ее отец покинет этот свет.
