Плотным кольцом их окружала полиция. От запретной зоны за городом стягивали спецназ. На броневиках плелись срочники, контрактники, подразделения десанта. Полицейские патрули с боевым оружием сновали по переулкам.
Казалось, будто началась третья мировая. И город находится в осаде врага. Хотя мы сами осадили себя же. Мы сами поделились на части, штампуя недругов из неоткуда.
Вот что бывает, когда живётся излишне сыто. Вот что случается, когда на тебя не нападают в смертоносном порыве.
Да. Такое столпотворение не самых политкорректных личностей было в новинку. Улицы экстренно перегораживали. Сомнительных лиц задерживали сразу или же не пускали в центр.
Только решето из прочной стали не способно сдержать обычную воду. Поэтому митингующих становилось все больше. Казалось, это некая демонстрация времен брежневского застоя.
Правда, здесь, вместо тотального восхваления власти показывалось противоположное. Медленно, но верно находились лидеры. Они накаляли толпу, разрабатывали план действий.
И этот план был до боли простым. Окружить здание местной Думы, заставить губернатора покинуть свой кабинет.
После чего попросить ответить на важные вопросы. На те вопросы, которые придутся по вкусу мало какому политику.
В центре волны протеста находилась горстка пенсионеров. У них был белый плакат «За честные выборы». Какие именно? В последние месяцы никого никуда не избирали.
А с правого края толпились миловидные дамы в однотонных платьях. У них пестрели таблички «За что кормить детей?», «Материнский капитал — подачка». Почему? Какой ещё капитал?
Не надо думать, что люди спятили, и волна психопатии опять захватила город. Просто появление корявого многограна стало для многих глотком свободы.
Можно было высказать все сразу, сегодня. Можно было не бояться презрительных взглядов, увольнения с работы, лишения пособий.
Власть лихорадило, трясло. Она напоминала больного льва. Все те же острые когти, но явно ослабевшая хватка.
Так быстро. Всего лишь за несколько дней. А может и правда объект излучал радиацию? Специальные волны под название — поток здравого смысла.
Как обычно бывает, здравомыслие не только просветляло, но и травило многих. И под ядом анархии люди превращались в животных.
С собачьим остервенением они теснили полицию, пытаясь добиться чего-то.
Да, полицейским пришлось несладко. Словно линия обороны на Курской битве они выстроились вдоль площади перед городской Думой.
Вплотную к военным притирались радикалы разного ранга. Начиная от грубых молодчиков с бритыми головами, заканчивая школьницами в глуповатых очках с розовыми причёсками.
— Менты, блин! Вы чё!? Пустите нас! Мы к губернатору на чай идем, может! У нас даже печеньки есть! — Истерично орала тщедушная школьница с оранжевой прядью посреди черной шевелюры.
— И гандоны с вазелином! Он нам сука за разгон майского пикета ещё ответит! — Грубо вторил кто-то большой и недобрый.
— Граждане митингующие, напоминаем вам, что данная акция не получила официальное одобрение.
Согласно российскому законодательству она является не законной. Вы все подлежите административной ответственности.
Просим вас немедленно вернуться домой. В противном случае, вы будете привлечены, согласно действующим нормативным актам.
Громогласный голос волной бил из рупоров. Он разрывал мозг, как мощная музыка дискотеки. Хотя, что этот электронный поток мог сделать против вулканической лавы разгневанного народа?
— В жопу иди!
— Мусора конченые!
— На бутылку у меня присядешь, дятел! — В ответ на призывы к спокойствию визжали в толпе.
— А ну на хрен валите!
— Уроды обдолбаные!
— Чё смотришь, паскуда, кости переломаю! — Хрипели полицейские, с трудом держа металлические преграды.
— Заткнись, щенок, — кричал какой-то студент в адрес жирного правоохранителя.
— Я тебе погавкаю! Ни зарплат, ни пенсий! — Вопил радикал лет пятидесяти в футболке с серпом и молотом.
— И чё!? Я тебе, что ли пенсии блин начисляю! — Отвечал ему военный.
Говорят, что на митингах протеста полиции всегда больше, чем недовольных. О, как ошибаются такие подсчёты!
Если в море народного бензина кинуть спичку, то агрессивные демонстранты плодятся со скоростью инфузорий.
И ни одного спецназа на свете не хватит, чтобы их подавить. Ведь в спецназ проводится тяжелый отбор. А чтобы стать радикалом не нужно изнурительных комиссий и хитрых взяток. Физическая подготовка — любая, как собственно и семейная анкета.
Так и случилось сегодня. Толпа напирала тяжёлым танком. Объединенным отрядам военных пришлось отступать.
Места вокруг Думы становилось все меньше. Уже к мраморным ступеням медленно, но верно долетали стеклянные бутылки, палки, куски мелкого камня.
По толпе изредка давали залпы водяной очереди из брандспойта. Где-то в стороне поднялись клубы слезоточивого газа.
Но централизованной команды о разгоне демонстрантов не поступало. Наверху боялись. Внизу опасались. Посередине по-шакальи выжидали.
Тем временем, терпя оскорбления, правоохранители медленно пятились задом.
— Ну… Не жмись, начальничек! Жопу свою подвинь! Не видишь, граждане на прием к губернатору опаздывают, — ядовито пропел высокий парень с большими зубами.
В руке у него был флаг со странным символом. До конца не понятно, какую политическую силу он представлял.
Седой майор без брони и каски, отчего-то одетый в парадную форму, неожиданно встрепенулся. Выйдя из-за щитов спецназа, он заявил громким, командным голосом.
— Не дорос ты ещё, молокосос, тут тявкать! Понарожают вас дегенератов! А нам потом расхлёбывай! Бери свою швабру и домой! Пока зубы целы!
— И кто же, по-твоему, старпёр, нас рожает? — Отозвался молодчик, подразумевая систему, провоцирующую агрессию.
— Наркоманы и проститутки всякие! Гондоны рвутся, вот такие отбросы и получаются! — Краснея взревел майор.
Двое крепких рук взяли его за плечи, уговаривая быть мягче. Но строптивый вояка не желал спокойствия.
Паренёк с флагом оттолкнул толстую девчонку, бросившись вперёд.
— Ты как моих родоков назвал, залупа в погонах! Да у меня отец во вторую чеченскую погиб! Да я вас шавок системных давил и давить будут, отсоты вы гребанные!
Они сблизились. Бравый защитник власти и ярый противник всего, что идёт от Кремня. Их лица горели. У одного огненной краснотой. У второго чем-то отчаянным, черным.
— Ты что гавкаешь? Ты гавкаешь чего! Только бы приказ дали! Я тебя, сучонок, на твой флаг насажу!
