– Напомните министру, что вчера вечером я вернулся с симпозиума в Барселоне и понятия не имею, кто и где назвался моим именем, – ввернул Витольд.
– Да, конечно-конечно, это меняет дело, – уверил собеседник. – Но, если не трудно, передайте нам посадочный талон.
– Обязательно, – пробормотал раздосадованный Стрельников и, повернувшись к жене, заметил ехидно: – Интересно, кто бы мог у Илларии назваться моим именем?
– Никита, – добродушно хмыкнула жена.
– Вот сейчас заеду и пропишу твоему брату пару клизм. Шутник, мать твою!
Маша улыбнулась печально и, погладив мужа по руке, поинтересовалась лукаво:
– А как же милосердие к больному?
На улице шпарил дождь, и Стрельников, выскочив вслед за женой, под зонтом проводил ее до порога. Задержал на минутку, чмокнув в губы.
– Пообедаем вместе? – предложил он.
– Я сегодня занята, – пробормотала Маша и понеслась к лифту.
«Ничего, милая! – в сердцах подумал Витольд. – Хороший гон я люблю».
Он вернулся в машину и оттуда позвонил на работу.
– Меня сегодня не будет, Нина Николаевна. Особо любопытным говорите, что еще не прилетел из Барселоны.
Снова зазвонил сотовый, и на экране замаячила красавица Майя Баженова.
– Вит, – выдохнула она в трубку. – Понимаю, что немного не ко времени, но очень тебя прошу поехать со мной к Марку на кладбище.
– А Серый чего? – лениво осведомился Стрельников.
– Не могу дозвониться! – вскинулась Майя.
Витольду очень хотелось съязвить, но он сдержался. Повод не тот.
– Ладно, – хмыкнул он. – Скоро освобожусь, съездим.
– А потом помянем, ладно? – быстро нашлась Майка.
– Мне работать надо, больные ждут, – простонал Стрельников, не желая ехать на кладбище, а потом поминать Марка.
– Оперируешь? – уточнила Майя.
– Сегодня нет, завтра, – отрезал Витольд.
– А чего тогда стонешь, Стрельников? – взбрыкнула подруга детства и отключилась.
«Действительно, – мысленно огрызнулся Витольд. – Я никак не могу переспать с собственной женой, в моем доме, завернувшись в полотенце, разгуливает какое-то чучело, Никита с переломами лежит в центральной больнице, и вдобавок кто-то представляется моим именем…» – додумать он не успел, как телефон заверещал снова.
«То тюлень позвонит, то олень, как в книжке у Евы», – хмыкнул про себя Стрельников. Оленем оказалась сестра, а на заднем фоне радостно вопила Ева.
– Что она там кричит? – добродушно поинтересовался Витольд и тут же попросил: – Дай ей трубку, Агата.
И родная дочка заголосила прямо в ухо.
– Что, котенька? Что случилось? – попытался понять Стрельников, но Ева уже отдала телефон тетке и побежала куда-то.
– Что она так вопит? – устало повторил Витольд. – Хоть ты мне объясни, что за переполох?
– Ольга звонила. Они с Чапаем собираются к нам. Не мог бы ты отпустить Вадима, чтобы он их привез?
– С удовольствием, – буркнул Стрельников. – А что еще, Агата? – уточнил он, обвиняя себя в излишней подозрительности.
– Утром Лида приезжала к родителям, оставила дочку. Ты не возражаешь, если девочка погостит у нас?
– Да, пожалуйста, – хмыкнул Витольд и добавил жестко. – Саму Лидку предпочитаю не видеть еще лет триста, но если она причастна к неприятностям моей жены, то я пересилю себя, найду эту тварь и прибью. А ребенок не виноват. Девочку можно только пожалеть, что у такой матери уродилась. Хотя… А что, Ева с ней знакома? – насторожился Стрельников и, получив утвердительный ответ, мысленно пообещал открутить голову Мэри. Он так и ругался с ней мысленно до самой больницы, а потом, поднимаясь по лестнице, думал, чего еще он не знает о своей жене. И, ввалившись в палату, перепугал Милю и процедурную медсестру.
– Кто вас пустил? – дернулась та, увидев незнакомого доктора.
Но Витольд не обратил внимания и, наклонившись над небритым и бледным Никиткой, прошептал:
– Ну как ты, братан?
Никита слабой рукой поймал край халата и потянул к себе.
– Маша… Сбереги мою сестру, придурок… Большая беда надвигается…
Глава 26. Часть 2
– Тебе гадалка сообщила? – недовольно крякнул Стрельников.
– Ну и грузовик еще, – через силу осклабился больной. – Это не случайность. Я так и следователям сказал.
– Отдыхай, – пробормотал Витольд и уже направился к выходу, но вспомнив, остановился. – Ты вчера у Илларии был?
Никита кивнул и прошамкал одними губами:
– В обед… Она просила защитить Машу.
– Быстро сработали, – рыкнул Стрельников и снова повторил, как мантру: – Отдыхай, Никитос.
Он заглянул в ординаторскую, обсудил с Ефимчуком план лечения. Выскочил на улицу. Пролетел через больничный двор, не замечая моросившего дождя, и только около парковки остановился. Заметил, как Вадим, прижав трубку плечом, смиренно внимает собеседнику.
«Агата, – тепло подумал о сестре Витольд. – Мертвого из могилы достанет». Он подошел со стороны дверцы водителя.
– Езжай уже на Майскую, – велел Вадиму и пешком направился в сторону площади Коммунаров.
– Подожди, – крикнул вдогонку зять. – Давай подвезу!
– Тут близко, – отмахнулся Стрельников. И сам себя укорил мысленно.
«За все тринадцать лет я ни разу не виделся с Томкой, хотя после женитьбы проработал в центральной больнице еще пять лет. Мог бы и зайти к бывшей любовнице извиниться, а то лишь позвонил в день убийства Марка, предупредил, чтобы не ждала. Нехорошо».
Он решительно двинулся прямо через площадь, нарушая правила и не обращая внимания на сигналящие машины. Завернул за угол и остановился около высотки из красного кирпича. Когда-то давно дом казался шикарным. А сейчас все пришло в упадок. Облупилась краска на лавках, облезла штукатурка. Но, как веяние нового времени, появились металлические двери и домофон на каждом подъезде. Витольд подошел к знакомой двери и нажал по очереди единицу и пятерку. Даже копаться в памяти не пришлось. Казалось, и не вспоминал вовсе, а номер квартиры сам вынырнул из памяти.
– Входи, – резко отозвалась Тамара. Запиликало устройство, впуская внутрь давно потерявшегося непутевого гостя.
– Ты даже не спросила кто, – удивился Витольд, заходя в квартиру.
– А я тебя в окно увидела. Ты что-то долго стоял, словно не решался, – хмыкнула Тамара и, потянувшись к нему, клюнула в щеку. – Проходи, рассказывай, что стряслось…
– Почему сразу стряслось? – пробормотал Стрельников, оглядывая бывшую любовницу. Раздалась в боках, перекрасилась в блонд, но черные, словно вишни, глаза по-прежнему ласково разглядывали его.
