Шейн настороженно посмотрела на глиняный горшок, словно ожидая, что из нутра вылезут чудовищные щупальца с присосками, но спорить не осмелился. Он взял посудину, с опаской глянул внутрь и изумленно охнул:
– Проклятие! Тут настоящий осьминог! Откуда он?!
– Из ванны выловил, – с иронией прокомментировал брат.
– И он красный!
– Должно быть, обварился в горячей воде, – с таким серьезным видом, что не заметишь издевки, предположил Ристад.
– И что мне с ним делать?
– Унести его из моих покоев и отдай Брунгильде, пусть воспитывает. Или повару. По большому счету, мне плевать.
Как это плевать?! Если отдать беднягу-осьминога на кухню, то триумфальное спасение его жизни превратится всего лишь в жалкую попытку продлить агонию перед кастрюлей с кипятком.
– Отнесу тетушке, – решил Шейн судьбу выжившего обеда. Подозреваю, что не из милосердия, а просто содрогнулся при мысли об ужине с осьминожьими щупальцами.
Он понуро потрусил к дверям. Я почти поблагодарила святого Йори, что пытка неподвижностью закончилась, но жених решительно вернулся, заставив меня мысленно взвыть.
Шейн, свали уже в туман, пожалуйста! Можно с осьминогом, можно без. Просто дай брату подняться в спальню, а мне – поменять позу. Поясницу ломит, мышцы ноют и очень хочется почесать спину. Не шастай туда-сюда, как воскрешенное умертвие, и не заставляй страдать будущую свояченицу, между прочим, спасающую твою личную жизнь!
– Что еще? – изобразил вежливый интерес Ристад.
– Я знаю, что ты против этой свадьбы! – бросил Шейн. В тишине было слышно, как его голос звенел от напряжения.
– Да, – спокойно ответил старший брат, заворачивая рукава рубашки.
– И хочешь расстроить брачный обряд!
Что характерно, Ристад промолчал, не желая ни соглашаться с обвинением, ни опровергать его.
– Я уже взрослый, Рис, и способен распорядиться собственной жизнью, – с непонятным остервенением процедил Шейнэр.
– Ты прав, тебе исполнился двадцать один год. Достаточный возраст, чтобы принимать осознанные решения.
– Кэтти будет прекрасной матерью моим детям! – выпалил он совсем по-детски.
– Несомненно. Одно неясно: что ты сделаешь, если в ночь восхождения родовая сила не примет дар? Женишься или отступишься?
Шейнэр замялся, не зная, что ответить. Они говорили загадками, и я с ума сходила от желания понять, что скрывается за этими простыми, но в то же время наполненными тайным смыслом словами.
– Иди, – кивнул Ристад, отсылая младшего брата.
Тот удалился в глубокой задумчивости. В кабинете остались мы вдвоем. В смысле, втроем, если считать Кэтти в шкафу. От тишины звенело в ушах.
Неожиданно темный властелин повернул голову и посмотрел точно в мою сторону, словно видел сквозь магическую завесу, что, конечно же, было невозможно. С ужасом я представила, как он подходит и прикосновением рушит хрупкие чары невидимости, но он уверенной поступью направился к лестнице в спальню. Подчеркнуто громко на втором этаже хлопнула какая-то дверь. Я выдохнула от облегчения и, с трудом сдержав стон, почесала зудящую спину. О ребристую створку. Заодно мышцы размяла.
Оставалось придумать, как тихо извлечь Кэтти из ниши и заставить незаметно покинуть чужие покои.
– Здесь тетка Брунгильда! – прошептала я, едва сестра пришла в себя. Будь она в своем уме и трезвой памяти, в жизни не поверила бы в штопанную белыми нитками ложь.
– Где? – одними губами беззвучно проговорила она.
Я ткнула пальцем в сторону потолка, мол, старуха вскарабкалась на второй этаж, уносим ноги, пока не слезла обратно. Мелкой перебежкой мы ринулись к двери. На полдороге Кэтти наступила на длинный кружевной подол, в тишине раздался треск порванной ткани. Чудом удержав равновесие, она добралась до выхода и выскользнула в коридор.
– Госпожа Эркли? – прозвучал за спиной недоуменный голос Ристада.
Сердце испуганно екнуло. Я медленно повернулась, практически готовая обнаружить на темном властелине пресловутое полотенчико, но он успел переодеться в вещи попроще, и теперь выглядел лет на пять моложе. В общем, не стариком в практически подагрическом возрасте, а привлекательным мужчиной во цвете лет, и на все это цветение было весьма приятно смотреть.
– Что вы здесь делаете, господин Торстен?! – выпалила первое, что пришло в голову.
– Как вы думаете? – сухо ответил он.
Разве не видно, что девушка не думает, а паникует?
– Я у себя в покоях, – не дождавшись ответа, подсказал Ристад, – а вы…
– А я придумала кличку для осьминога!
– Для… осьминога? – кашлянул он.
Серьезно, Агнесс?! Ты заявилась в покои к мужчине, чтобы поделиться кличкой для осьминога? Тебе двадцать лет, ты практически дипломированный специалист по защите от темных чар, умением владеть магией можешь заткнуть за пояс половину Эсвольда, а врешь как малый ребенок! Нет! Дети сейчас хохочут над тобой, схватившись за животы.
На лице ведьмака ясно читалось отражение моих собственных мыслей.
– Вы уже вручили подарок своей тетке? – деловито уточнила я.
– Практически.
– Тогда еще передайте, что осьминога зовут Йорик.
– Вы называли осьминога в честь святого Йори? – несколько ошалело уточнил он.
– Вообще-то, ему идеально походит Фердинанд, но, как показывает практика, в вашем замке с таким именем долго не живут. На этом все.
– Погодите! Мне есть что сказать, – бросил Ристад, и дверь захлопнулась прямо перед моим носом. От косяка в воздух вырвался жидкий черный дымок.
Пришлось вновь обернуться.
– Слушаю, господин Торстен.
Он заговорил, потом развел руками. Ворот рубашки с небрежно ослабленной шнуровкой разошелся, в глубоком вырезе замелькала гладкая грудь… Мужской голос немедленно превратился в белый шум, а я невольно сосредоточилась на обнаженной плоти. Разглядывать Ристада было сплошным удовольствием. Он определенно выигрывал на фоне моих худых, моложавых однокурсников. Истинное наслаждение… в смысле, наваждение, не меньше!
– Госпожа Эркли! – вдруг резко позвал он, возвращая меня в реальность.
– Конечно! Абсолютно с вами согласна! – наверное, чересчур энергично поддакнула я.
– Вы со мной… согласны? – недоверчиво повторил он.
– Да.
– То есть вы не держите обиду на Хэллроя? – на всякий случай подсказал Ристад.
Подождите! С легкой руки я отпустила инкубу скопом все грехи? И даже угрозу несварения?! Ей-богу, надо же было так засмотреться на привлекательную мужскую особь!
Приняв озадаченное молчание за молчаливое согласие, он добавил:
