Не зря я считала, что кактусы похожи на мизантропов! Заведи такой в доме, будет всю жизнь источать ненависть и выплевывать иголки от любого поползновения, пока не иссохнет, оставив двусмысленное завещание, кому из пятерых наследников перейдет опустевший цветочный горшок.
Я задрала голову и с подозрением посмотрела на протянутую руку инкуба. Вроде невинный жест мужчины, предлагающего помочь девушке изящно подняться, не выказывая, как сильно затекли ноги и по-старушечьи заныла поясница. Но после сегодняшних стремительных перемещений взять Хэллроя за руку меня заставил бы разве что риск сгинуть в гиблой болотной топи.
Видимо, решив, что раз чародейка не идет к инкубу, то инкуб придет к чародейке, он присел рядом. Наши носы оказались не просто на одном уровне – в настораживающей близости. Я отодвинулась от греха подальше: Хэллрой успел меня развлечь, отвлечь, и пришло время для совращения. Но как же запашок невинности? Больше не отпугивает?
– Ты пахнешь слаще всех цветов в этой оранжерее, – прошептал он, гипнотизируя меня томным, тягучим взором.
Значит, не отпугивает… Конечно, понимать, что девственность все-таки пахнет цветами, а не умертвием Ферди – большое облегчение, но от комплиментов женщины должны растекаться талыми лужами, а меня посетила странная мысль, что во время мытья надо бы тщательнее тереться мочалкой.
Я поднялась, инкуб встал следом.
– Не против компании? – промурлыкал он.
– Сейчас не очень подходящий момент для дружеских посиделок, – честно призналась я.
– Кто сказал, что они будут только дружескими? – Он протянул руку и, не глядя, забрал у меня бокал. – Что ты пьешь?
– Лучше не… – Я осеклась, когда, не разрывая зрительного контакта, с обольстительной полуулыбкой Хэллрой поднес бокал к пунцовым губам и втянул маслянистый густой настой.
В один миг с ведьмаком произошла замечательная метаморфоза: брови изогнулись, глаза покруглели, щеки надулись, а лице появилась вся тоска измученного чародеями демонического народа. Думала, что не удержится и выплюнет пахучее пойло под ближайший куст, но он проявил потрясающую настойчивость в желании проглотить любовное зелье. На шее красноречиво дернулся кадык. Буду искренне, всей душой верить, что инкубы к приворотам не восприимчивы.
– Настой ягод годжи?! – прохрипел в кулак.
– Не знаю, – честно призналась я. – Не пробовала.
– И не надо, – посоветовал он и с омерзением покрутил бокал в руках. – В нем явно не хватает сока фенхеля.
Зато дурманящей голову отравы предостаточно.
– Ты меня искал или случайно проходил мимо? – поинтересовалась я, не зная, как избавиться от нечаянной компании.
– Я хочу пригласить тебя на свидание, Агнесс.
Еще одно?!
– Не выходя из Торстена? – напряглась я.
Он понимающе улыбнулся и кивнул:
– Ты любишь игристое вино?
– В пределах замка? – еще больше встревожилась я.
– Поверь мне, человечество еще не придумало ничего романтичнее, чем свидание в ночной оранжерее с бокалом игристого вина и сладкой клубникой, – промурлыкал Хэллрой. – Тебе нравится клубника, кисуля?
– Мне не нравятся кошки. Чесаться начинаю, – сухо намекнула я, что ласково-неопределенное прозвище прозвучало несколько неуместно.
– Или предпочитаешь шоколад, рыбка? – исправился он.
– Немая?
– Птичка, – предложил Хэллрой.
– Безмозглая?
– Зайка.
– Ушастая, – не задумываясь, прокомментировала я. Если мы дойдем до лягушонка, то ему тоже придется проквакать пару часов.
– В общем, Агнесс, я принесу вино с клубникой. Минуту постой неподвижно! – выдохся Хэллрой копаться в воображении.
Можно сегодня я больше не буду стоять неподвижно? У меня с прошлого раза еще поясница ноет.
– Обещаю, мы прекрасно закончим этот день, – добавил он.
Спорное утверждение, учитывая, что для меня самое лучше окончание дня – заснуть в своей кровати в родительском доме, до икоты наевшись испеченного Мейбл пирога с мясом. Именно так: с настоящими вкусняшками, интересными книжками и в пахнущей лавандой постели я планировала заканчивать каждый день на последних в жизни академических каникулах, а не в обществе мизантропа-некроманта, инкуба-ловеласа и приходящего во сне полуголого темного властелина.
– Не сбегай! Слышишь? – заторопился Хэллрой сгонять за набором соблазнителя. Что характерно, перемещаться внутри замка он действительно опасался, топал собственными ноженьками по дорожке из мелких плиток. Вдруг он обернулся с чарующей улыбкой, от какой наверняка дамы падали без чувств, а приходя в себя – бросались с поцелуями:
– У тебя уже было свидание в зимнем саду?
– Нет, – покачала я головой.
– Я счастлив, что стану первым, – бросил он двусмысленную фразу, приправленную еще более двусмысленно-жарким взглядом, и, унося с собой бокал с парой капель любовного зелья, скрылся за цветущими кустами.
Выждав некоторое время, со спокойным сердцем я сбежала из оранжереи. По дороге в спальню даже не пришлось накидывать ненавистный полог невидимости, чтобы спрятаться от вездесущего блондина. Когда я вошла, дремавший Шейнэр вскочил с кровати спящей невесты и вперил в меня долгий умоляющий взгляд.
– Кэтти выглядит очень бледной и слабой…
– Нет, ты не останешься спать в наших покоях, – догадалась я, к чему ведет жених.
– Мы же с ней почти женаты!
– Да, но почему ты не берешь в расчет меня? – возмутилась я. – Мы с тобой тоже почти женаты?
– Ты можешь поспать в моей комнате! – выпалил он. – У меня кровать шире, места больше, никто не храпит.
– Когда ты не спишь в нашей спальне, у нас тоже никто не храпит, – заметила я.
Вообще-то, идея сбежать в комнату Шейна не сказать чтобы была отвратительной. Вряд ли инкуб с ведерком вина и корзинкой клубники завалится к младшему брату в надежде приятно закончить этот суетливый день.
– Понимаешь, сегодня я едва не совершил фатальную ошибку. Чувствую себя отвратительно и не смогу спать вдали от Кэтти! – с жаром исповедался он.
Прелесть какие удобные, избирательные муки совести.
– Если сегодня поменяешься спальнями, я сделаю все, о чем ты попросишь! – зашел он с другого фланга.
Торг мне нравился больше, чем попытки надавить на жалость. Меня никогда не отличало сострадание к доверчивым женихам, верящим чужим наговорам.
– Прекрасно! – щелкнула я пальцами. – Договорились. Если будет кто-нибудь стучаться – не открывай. И не делай никаких глупостей! Ясно?
– Никаких, – с жаром согласился он.
– И на мою кровать ложиться не смей!
