Дарий кивнул. Это было ещё мягко сказано. В собственной квартире он ещё демонов не убивал.
— Вам бы тоже не следует туда ехать, — добавил целитель. — Это я так, советую. Прими к сведению.
С этим Княжевич был также согласен.
— Куда мы едем? — некоторое время спустя спросила Вероника в машине. — Деревья, — отметила она, приникнув к стеклу. — Опять за город?
— Недалеко, — ответил он. — В мою квартиру сейчас лучше не возвращаться. Сама слышала.
— Мы могли бы поехать ко мне.
— Я придумал кое-что получше.
— А с Абрикосом точно всё будет в порядке?
— Точно. Я этому магу свою жизнь доверял уже не раз. После подобных эксцессов.
— Чем ты её убил? — спросила девушка, и её плечи вздрогнули.
— Это мизерикордия. Старинный кинжал. Очень острый. Металл с примесью серебра, чтоб уж наверняка. Раньше такое оружие называли «кинжал милосердия».
— Почему милосердия?
— Им добивали поверженных противников. Так, чтобы это было наиболее быстро и по возможности безболезненно. Такой кинжал мог легко проникать между сочленениями рыцарских доспехов.
— А теперь вы используете его, чтобы убивать демонов?
— Не только мы, — ответил Дарий. — Инквизиторы тоже, — добавил он. Только о том, что у тех есть право убивать не только демонов, говорить не стал.
— Но демонов ведь можно не только убить? Можно изгнать. Правда?
— Да, но, когда изгоняешь, нет гарантии, что он не вернётся. Как ты себя чувствуешь? Ты не должна была видеть такое… так сразу.
— Мне ведь придётся заниматься этим, если я хочу у тебя работать. Забыл? К тому же, я уже побывала в Нижнем мире, — напомнила девушка.
Остановив машину возле тёмного дома за невысокой оградой, Княжевич вышел, помог выбраться из машины Веронике и повёл её за собой. Ключи от этого загородного дома ему оставил один из находящихся в отпуске коллег. Попросил иногда заглядывать и присматривать за домом. Сказал также, что Дарий может здесь оставаться, если потребуется. Вот и представился такой случай.
Дом не поражал размерами или пышностью обстановки, как особняки именитых магов. Он строился для уюта и отдыха по-домашнему. Именно это им сейчас и требовалось. Вскоре в одной из комнат уже горел камин, звучала негромкая музыка, а дом постепенно оживал и вновь начинал казаться жилым, словно просыпаясь от временной спячки. Вероника сидела на диване, осматриваясь по сторонам, и по выражению её лица можно было понять, что в доме ей понравилось.
— Разрешишь пригласить тебя на танец? — спросил Княжевич, подходя к девушке и протягивая ей руку. Музыка была как раз подходящей. — Просто танец.
Мгновение она растерянно смотрела на него, затем подала ему свою руку, позволяя увлечь за собой к камину. Несмотря на летнюю погоду, его тепло оказалось весьма кстати, выгоняя воспоминания о навеянном демоницей холоде. Ласковое, обволакивающее, влекущее, как касания её рук, лежащих на его плечах.
Просто танец, как же. Слишком это сложно, когда она так близко, в его руках, а в крови всё ещё ощущается адреналин после случившегося. Учащает сердцебиение, набатом отдающееся в ушах, посылает горячие волны по телу, заставляет прервать медленное движение танца и наклониться к её лицу, чтобы на выдохе долго и требовательно поцеловать.
— Открой глаза, — выдохнул Дарий ей в губы.
— Не хочу, — всё так же зажмурившись, отозвалась она. — А то открою, и окажется, что ты мне только снишься. Как раньше.
Это «как раньше», сказанное задыхающимся шёпотом, очень ему понравилось. И возбудило ещё сильнее, заставляя настойчиво потянуть ткань платья, жалобно затрещавшую от его напора. Через несколько секунд платье было беспощадно разорвано по шву и практически сразу же отброшено в сторону. Подавляя протестующие слова девушки, Княжевич снова накрыл её губы своими, углубляя поцелуй и с томительным замиранием в груди чувствуя, как она отвечает на него — сначала несмело, но с каждым мгновением всё более распаляясь. Торопливо избавившись от своей одежды, он подхватил её на руки и направился к дивану.
Дарий ещё пытался напомнить себе о том, что не следует быть нетерпеливым и спешить, а руки уже стаскивали с девушки нижнее бельё. Ладонями, губами, взглядом он узнавал и вспоминал её — нежную кожу, золотистую в свете камина, дразнящие изгибы тела, свежий запах волос, дурманящий вкус мёда и корицы на губах. Его девочка. Его искушение. Так давно и так непреодолимо, что это стало его неотъемлемой частью. Тогда, в школе, он боялся не только за Веронику, которая могла не справиться с её способностями, но и своих собственных чувств и желаний, бороться с которыми было то же самое, что и с самим собой. Но всё же он долгое время справлялся, противясь силе того, что связывало его с ней.
Сейчас, когда никаких сдерживающих обстоятельств и барьеров больше не существовало, искры между ними вспыхнули с новой силой. Им ещё о многом предстояло друг другу рассказать, наверстать упущенное, окончательно избавить Веронику от её нелепой помолвки. Эта ночь должна была стать преддверием счастья и началом их новой жизни — вместе, рядом, навсегда.
Дарий сам стянул с её пальца тонкий ободок помолвочного кольца. Отложил его в сторону и прижался губами к её ладошке. Снова заставляя себя не торопиться, он ласкал девушку, ощущая, как вздрагивает под его руками её грудь, учащается дыхание, а робкие прикосновения нежных пальчиков к его разгорячённому телу становятся всё более смелыми и настойчивыми.
Когда он легонько прикусил напрягшуюся вершинку её груди, девушка застонала, но отнюдь не от боли. Дарий, прижимая её запястья к бархату покрывала, касался шелковистой кожи, спускаясь губами ниже по её телу и чувствуя, как нарастает в нём дрожь от предвкушения и желания зацеловать её всю от макушки до узких ступней. В его руках она была податливой, охмеляющей, сводящей с ума беспредельной нежностью, теплом своего тела, раззадоривающим сочетанием невинности и ненасытности, заставляющим осознавать, что он не может больше себя сдерживать.
Было восхитительно любить её так — безгранично, исступлённо, до изнеможения. Не признавая никаких запретов, отдавая всё и получая взамен ещё больше. Их прежние разлуки были всё ещё слишком свежи в памяти, и сейчас они прижимались друг к другу с такой силой, будто боялись, отпустив, сразу же исчезнуть и потеряться снова. Даже мысль об этом казалась невыносимой. Обнимая его, оплетая руками и ногами, Вероника не просто позволяла любить себя, с готовностью отвечая на его ласки, — любила в ответ.
Глава 43
Когда человек счастлив, он не замечает течения времени. Оно проносится быстро, словно пролетающая птица. Неважно, сколько проходит времени — несколько секунд или часов, — его всё равно мало, всегда недостаточно для того, чтобы успеть насладиться своим счастьем, с жадностью впитывая его.
Я проснулась и несколько секунд лежала, не открывая глаз. В доме было тихо. До меня доносился лишь негромкий звук тикающих часов, наверняка старинных, а время от времени за окном начинали петь птицы. Так тихо, спокойно, хорошо. Под щекой мягкий бархат, кожи касаются ласковые солнечные лучи, и хочется ещё немного понежиться в тепле, тишине и безопасности.
